Книги

Бульвар рядом с улицей Гоголя

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да, — сказала Вика и добавила: — А ты бы мог любить меня вечно?

— Легко, уж поверь мне, — сказал я.

— Тогда люби.

— И умрем в один день? — спросил я.

— В одну секунду, уж поверь мне, — ответила Вика. Взял ее за руку. Такая теплая. Мы дошли до «Теремка».

— Подожди, — остановил я Вику, — возьми блины без ничего, я сейчас.

Добежал до магазина и купил банку сгущенки. Рогачевской.

Вика попросила пробить в банке две дырки и стала пить сгущенку, заедая блином.

— А как же люди? — спросил я.

— Да и хрен с ними, — сказала она и поцеловала меня в губы сладкими от сгущенки губами.

— Теперь суши хочу.

— Вам приборы на сколько персон? — спросили меня на кассе.

— На две, — ответил я и повторил уже про себя: — На две.

Вода

Удивительно, когда то, что считаешь своим проклятьем, оказывается благословением.

Лет до двадцати думал, что я самый несчастный человек на свете. Я был согласен обзавестись любым обычным человеческим недугом, пускай болезненным и сильным, взамен того, с чем мне приходилось жить.

В первый раз это проявилось, когда мне было шесть лет. Мама на кухне жарила картошку с грибами. Отец читал за столом книгу, пил чай и делал вид, что внимательно слушает, что рассказывает ему мама. Я улучил момент, когда она повернулась к отцу и, размахивая в воздухе ложкой, что-то пыталась объяснить. Тогда я схватил из сковородки нарезанную соломкой картошку и тут же съел, обжигая нёбо. Картошка была недожаренной. Мне нравилось, что сверху она мягкая, а внутри еще сырая. Лучше такой картошки только та, что остается пригоревшей на дне сковородки.

— Почему ты меня не слушаешь? — спросила мать отца.

— Я слушаю, Свет, — ответил он, — говори.

— Так, я потеряла мысль.