Иисус не боялся нарушать устоявшиеся социальные нормы, в том числе в отношении женщин, поэтому нельзя сказать, что Он повелел ученикам называть Бога Отцом лишь в угоду обычаям. Сын Божий считал Бога Отцом — неудивительно, что Он учит именно так обращаться к Богу в молитве.
Молитва «Боже, Мать наша» не соответствует Писанию. Нельзя заменить Отца, Сына и Святого Духа на Творца, Искупителя и Освятителя.
Одним словом, нежелание признавать Бога Отцом — это плевок на Божье благодатное и совершенное откровение о себе.
Конечно, для некоторых непросто принять, что Бог есть Отец. Некоторые христиане выросли в семье, где отец был тряпкой или насильником, у многих отца не было вовсе. Мы можем посочувствовать тем, у кого слово «отец» не вызывает никаких теплых чувств. Но такое неприятное положение дел не отменяет Писание. Мы должны смотреть на свой жизненный опыт через призму Божьего откровения, а не наоборот. Вместо того чтобы отказываться от идеи божественного отцовства из-за того, что у нас был плохой отец, мы должны позволить Богу определить, что есть настоящее отцовство для нас, и сожалеть о том, что наш отец не соответствовал этому образцу. Тем из нас, кто ненавидит своего отца, познание любви Отца небесного может принести желанное исцеление и прощение.
Принять Бога как Отца — это одна из задач нашего христианского ученичества. Мы называем Бога Отцом в своих молитвах, чтобы напомнить самим себе, что мы Его дети и Он знает, как будет лучше для нас. Как сказано в катехизисе, «детское почтение и доверие» — это основа нашей молитвы. Я не уверен, что мои дети всегда смотрят на меня с почтением, — они точно не всегда меня слушаются. Но все же они смотрят на меня снизу вверх. Они хотят делать то, что я делаю. Они подражают мне в поступках и манерах (хорошо это или плохо). Они хотят моего внимания и одобрения.
И дети, особенно младшего возраста, думают, что их отец непобедим. Я не знаю, как обстоят дела у девочек, но известные мне мальчики частенько отпускают такие фразы: «Мой папа побьет твоего», «Мой папа сильнее твоего», «Мой папа умнее». Устраивать соревнования отцов, конечно, неправильно, но все же такое отношение детей показывает, что они уважают своих отцов. Маленькие дети думают, что их папа может все. Даже если они не слушают его, они все равно испытывают по отношению к нему почтительный страх.
Кроме того, они доверяют отцу. Мои дети (как мне кажется) не подозревают меня в том, что я насыплю в их овсяную кашу мышьяка. Когда я иду с ними в парк на прогулку, они не боятся, что там я продам их кому-нибудь в рабство. Мои дети, по крайней мере когда они были маленькими, не сомневались в том, что я люблю их. Они держали меня за руку, когда мы переходили дорогу, потому что так чувствовали себя в безопасности. Они слепо верили, что я защищу их и позабочусь о них. И именно с таким отношением мы должны молиться. Мы склоняем колени не перед деспотом-тираном или далеким божеством. Мы молимся своему Отцу. Он больше, лучше, сильнее любого земного отца. Он любит нас с большей страстью, понимает нас лучше, радуется нам больше.
Я сильнее всего хочу, чтобы мои дети были счастливы. Мне нравится помогать им, когда они просят меня о помощи. Я не жалею им еды, одежды, кровати. Даже мы, испорченные люди, можем дарить добро своим отпрыскам. Насколько же больше наш небесный Отец любит помогать Своим несчастным детям, приходящим к Нему с верой (см. Мф. 7:9–11)? Хотя Бог может наказывать Своих детей, вести их долиной плача, о чем мы Его не просили, нам не должно сомневаться, что Бог находится на нашей стороне. Во многих отношениях я плохой отец. Но все же я смею надеяться, что мои дети всегда будут знать, что я люблю их, что я хочу им добра и всегда буду делать все возможное, что, с моей точки зрения, принесет им благо. Все родители хотят лучшего для своих детей, даже если наша любовь несовершенна, наше добро не всегда доброе, а помощь — часто неполезная. Но если наш Отец совершенен, то мы должны взывать к Нему с твердой верой, что Он любит нас, хочет нам добра, делает все, что содействует нашему благу!
Кроме того, как напоминает катехизис,
Наша молитва к Богу — это не петиция к высокопоставленному чиновнику, не обращение к влиятельному политику или известному ученому. Мы возносим свои просьбы к Тому, кто правит всем со Своего небесного престола (вопрос 121). Как поют юные богословы, «мой Бог так велик, могуч и всесилен — все сделать под силу Ему».
Воскресенье 47
Вопрос 122. В чем заключается первое прошение?
Ответ. «Да святится имя Твое». Это значит: дай нам истинно познать Тебя и благословлять и восхвалять Тебя за все дела Твои, в которых сияют Твои всемогущество, мудрость, доброта, справедливость, милость и истина. И пусть вся наша жизнь — мысли, слова и дела — будет проходить так, чтобы имя Твое изза нас не хулилось, а чтилось и прославлялось.
Первостепенное — в первую очередь
Первая строчка в Господней молитве — это не декларация, а просьба. Мы не провозглашаем: «Твое имя святится». Мы молим: «Пусть Твое имя святится!» Другими словами, Иисус учит нас, что, прежде чем мы попросим о чем-то Бога, мы должны попросить о том, чтобы Он прославился и имя Его освятилось.
Это первое прошение меняет все самым радикальным образом, но мало кто об этом задумывается. Ставя слова «да святится имя Твое» в самое начало, Иисус дает нам понять, что главная просьба молитвы — это слава Божья. Да, у нас есть законное право просить и о разном другом, но главным образом нас должна заботить Божья слава. Это все равно что молиться так: «Отец небесный, самая главная моя просьба, на которой строятся все остальные, состоит в том, чтобы Твое имя почиталось святым, чтобы слава Твоя распространилась по всей земле, чтобы Тебя почитали все народы, чтобы все видели Твое величие. Господи, сделай так, чтобы люди повсюду радовались Твоему имени, чтобы прославляли Тебя ныне и вовеки».
Мне нравится первая строчка ответа на вопрос 122: «„Да святится имя Твое“. Это значит: дай нам истинно познать Тебя». Мне порой кажется, что христиане слишком много извиняются за свои знания. Мы боимся быть людьми с большой головой и маленьким сердцем. Это понятно. Но разве знание Бога — это не наша конечная цель? Некоторые проповеди не должны заканчиваться тремя «практическими» применениями, потому что знание Бога и есть применение! Знание, конечно, больше, чем обладание информацией. Но если Бог — главное, о чем мы узнаем из первого прошения молитвы, что может быть важнее роста в познании Его в жизни? Не надо извиняться за желание знать Бога лучше.
Мне нужна молитва Господня, потому что мне нужно помочь святить имя Божье. Мне не так уж просто «благословлять и восхвалять» Бога за все Его дела и их свет. Нет, я не против хвалы. Но мой разум так немощен, сила воли так слаба, а чувства так холодны. Поэтому я молюсь: «Приди же, источник всех благословений, настрой мое сердце, чтобы воспеть Тебе хвалу». «Да святится имя Твое» готовит наше сердце поклониться в молитве и издать приятный звук.
Когда мы молимся так, мы не только осознаем свое правильное место в мире — Бог в центре, а не мы, — но и начинаем отождествлять себя с Божьим замыслом. Перефразируя Джонатана Эдвардса, главная цель, с которой Бог создал этот мир, — Его слава. Во всем существующем окончательный замысел Божьих дел и планов состоит в том, чтобы Его имя прославлялось. Лучшая молитва — такая молитва, которая соответствует этому замыслу.
«Но разве так мы не превращаем Бога в самого страшного эгоиста? — возразит кто-то. — Может быть, такое божество требует лести космического масштаба?» Конечно же, нет! Приведу три аргумента, почему это не так.