Петляет по склону дорога, ползет все вверх и вверх, на перевал. Отсюда внизу, в долине речка уже тонкой ниткой смотрится, а подъему кажется конца-края не видать. Долго не оседает пыль от встречных машин. По зимнику легче: ни этой жары, ни пыли, Наст прочный, накатанный, что твой асфальт. Хотя тоже как сказать. Мороз под пятьдесят, и, если баллон полетел — хоть плачь. Камеру неосторожно на снег бросишь — в куски как стекло разлетится. А если пурга, да еще с морозом, собьются машины в кучу и кукуют на трассе сутками.
Года три назад уезжал с Колымы старый друг Маркевича Алексеенко Дмитрий Дмитриевич. Водителем работал, диспетчером на зимнике, последнее время начальником грузовой станции в Аркагалыке.
— Чего это ты схватился? — допытывался Маркевич. — Начальником полегче, чем водителем.
— Да жена, понимаешь, жмет.
— Не пожалеешь?
— Так в Житомир же еду. Это тебе не Колыма.
Теперь письма пишет: черт меня, мол, дернул уезжать. Три года прошло — не могу без Аркагалыка. Водителем бы вернулся, жена не пускает... Ох уж эти жены!..
Маркевич одолел перевал и спустился в долину. У светлой быстрой речки стояли дорожники: вагончик, рядом — скрепер, бульдозер. Съехал с трассы, подошел, поздоровался.
— Ну, мужики, что ж вы дорогу-то не поливаете — пыль не продохнешь, за двести километров два баллона полетело.
— Это ты к начальству. Вот там.
Познакомились. Тридцатилетний Роман Лиев, заместитель главного инженера Дебинского дорожно-ремонтного управления, приехал в колонну.
— Ну и что ж ты тут увидел? — завелся с полуоборота Маркевич.
— А ты чего это так? — опешил Лиев.
— Так машины же гробим почем зря на твоей дороге.
У них хватило ума и выдержки поговорить все-таки спокойно. И чем больше слушал Маркевич Лиева, тем меньше хотелось ему ругаться. В самом деле: надо войти и в их положение. У них участок в 228 километров трассы от Гербинского до Бурхалинского перевала, а техники — раз-два и обчелся, запчастей нет. Работать надо в две смены, а людей не хватает, нет жилья.
— Ты знаешь сколько в сутки машин проходит?
— Ну...
— Вчера, например, ровно тысяча. Ребята из сил выбиваются, чтоб поправить самые разбитые места.
Потом они сидели у костерка, пили традиционный колымский чай.
— Сам-то откуда? — поинтересовался Маркевич.