— У тебя будет своя комната. У нас дома никто не заходит в кабинет моего отчима, и это единственная опрятная комната.

Давид возразил, что ему не нужен кабинет, в который не может зайти его собственная жена. Просто Эйлин научится быть аккуратной, если по-настоящему захочет. Все, что от нее требуется, — это класть каждую вещь на свое место, когда в ней перестает быть нужда.

Эйлин не советовалась с матерью по поводу своего возможного брака, но постоянно делилась с тетей-социалист-кой своими сомнениями и желаниями. Тетя Инид слушала внимательно и дружелюбно, полагая, что люди редко просят совета, самостоятельно не определившись до конца, как им поступать. Однажды, устав от бесконечных аргументов Эйлин за и против брака, она воскликнула:

— Ну, если так, не выходи замуж! Почему вам не жить, как вы живете?

— Мы хотим жить вместе, — нерешительно сказала Эйлин.

— Для этого надо жениться?

— Ну ты ведь знаешь: домовладельцы, регистрация иностранцев и все такое. Давид говорит, что в любую минуту его вид на жительство может быть аннулирован или же он вернется в Россию.

Дядя Сол взглянул на нее поверх страниц журнала.

— Конечно, им надо пожениться, — сказал старый анархист. — Сколько можно выдерживать такое эмоциональное напряжение, какое создает любовь?

— Тогда вперед — и женитесь! — сказала тетя Инид.

В тот же вечер Эйлин сказала Давиду, что, по мнению доктора Мосса, им следует жениться как можно скорее. Так же думают и все остальные. Миссис Ламберт постоянно спрашивает ее, когда они отправятся в церковь; она сказала, что соседи уже поговаривают о ней.

— А тебе важно, что говорят соседи?

— Н-ну… — сказала Эйлин.

— Я знаю еще кое-кого, кто очень интересуется нашим браком, — сказал Давид, и его глаза заблестели за очками. — Вчера на лестнице я встретил твою подругу мисс Пейдж. Она спрашивала, когда может поздравить меня. И знакомился ли я с твоими родителями. Я сказал «нет», но собираюсь, а она говорит: «Полагаю, вы знаете, что они паршивые евреи?»

Эйлин была поражена.

— Никогда не думала, что люди могут быть такими!

— Ты думаешь, в Англии нет антисемитизма?

— Возможно, мою мать можно назвать антисемиткой. Мой отец был евреем. Но она отправила меня и Дорис в школу в полчасе ходьбы от дома, потому что в ближайшей школе большинство девочек были из ортодоксальных еврейских семей, и она сказала, зачем нам ставить на себе клеймо?

— А что она скажет обо мне?

— Я не говорила ей, что ты еврей. Она думает, что ты просто русский, как мы думаем о себе, что мы просто англичане, хотя и с примесью еврейской крови. И мой папа умер так давно. Сама-то она любит евреев, но боится, что другие не любят.