— О, нет, нет!

— Ну так уж, конечно, и не полиция!

Он лучезарно улыбнулся.

— Собака! Маленькая беленькая собачка! Она шла за мной всю дорогу до твоего дома, а когда я выходил от тебя, она ждала меня на углу. Я думаю, она, как я, — у нее нет дома.

Эйлин подошла к нему и положила голову на плечо, счастливая от гигиенических поцелуев, которые осыпали ее щеку.

— Ты храбрая девушка, — пробормотал он. — Ты доверилась чужаку, иностранцу. Мне нравится. Ты не пожалеешь. Мне доверено много денег, жизни многих товарищей, и я никого не подвел. Со мной ты будешь в безопасности.

— С тобой я чувствую себя защищенной, — сказала Эйлин. — Не знаю почему.

— Со мной ты всегда будешь в безопасности, — повторил он, — но когда прозвучит набат Революции, я должен буду пойти за ним, где бы я ни был, даже если мне придется покинуть тебя.

— Я пойду за тобой. И никто из нас не покинет друг друга.

— Ты станешь революционеркой? — улыбнулся он.

— Тебе придется меня научить, — ответила Эйлин.

Есть истина, не удостоенная подобающего всеобщего признания, что, когда отношения двух людей устанавливаются счастливо, они тут же стремятся изменить их. Закоренелый революционер и мятежная дочь тратили непозволительно много своей свободы на обсуждение вопроса о законном браке. Они впустили внешний мир в то, что касалось лишь их двоих, и некий аромат тайны навсегда испарился из их отношений. Давид считал, что революционер не должен связывать себя семейными узами, но вынужден был признать, что большинство из них все-таки так поступают. Он легко соглашался с тем, что ему хотелось бы жить вместе с Эйлин, чтобы избежать горечи постоянных расставаний. А это, конечно, подразумевало брак, потому что Давид как иностранец должен был сообщать полиции о любой перемене адреса, а домовладелица быстро открыла бы из его бумаг, что они живут во грехе. Подведя Давида к этому пункту, Эйлин неизменно поднимала тревогу.

— А что, если мы потом передумаем, но уже будет поздно?

— Я не передумаю.

— У тебя никогда не бывает сомнений?

— Когда решение принято, сомнения только пустая трата времени.

— Так все-таки они у тебя есть? Какие?

Давид прочистил горло, сунул в рот сигарету, снова вынул ее, положил ногу на ногу и начал:

— Во-первых, брак против моих принципов, и я поклялся никогда не жениться на девушке из буржуазной семьи. И потом, ты такая неряха. Я так долго жил один и привык, чтобы все вещи были на своих местах.

Тревоги Эйлин обратились в противоположную сторону, и она сказала: