Вообще, система советского образования восходит к идеям немецкой системы образования Вильгельма фон Гумбольдта с тремя ступенями: первая – средняя 10-летняя школа, вторая – среднее профессиональное и специальное образование, третья – высшее и инженерное образование.
Одним из достижений революций 1917 г. в России стало равноправное открытие дверей для высшего образования женщин. До этого оно было ограничено доступом к курсам (в основном медицинским), женщина в университете была редкостью по сравнению с сегодняшним днем. И только за год до революции женским курсам было предоставлено право выдавать дипломы о высшем образовании. Так же, где лучше, где хуже, обстояли дела с высшим образованием женщин и в передовых странах того времени. После революции со 2 августа 1918 г. в России было введено полностью бесплатное образование, а пол перестал иметь значение для поступающих в высшие учебные заведения. Под давлением влияния революций в России и последовавших революций в других странах активизировалась эмансипация женщин, им было предоставлено право высшего образования и избирательное право во многих передовых странах мира.
Сразу после революции в 1918–1919 гг. в губернских-областных индустриальных центрах создавали университеты. В это время появились десятки новых учебных заведений. Акцент, прежде всего, делали на технические и инженерные специальности. А юридические и филологические угнетались и подменялись факультетами общественных наук. Исторические науки во многом уходили в разряд откровенной пропаганды.
С 1923 по 1950-е гг. при Сталине частично была возвращена плата за обучение: невысокая, но чувствительная для основной массы населения с ее заработками. Годовая плата в университете примерно составляла до 500 рублей (1947 г.), или 10 % среднего годового заработка рабочего. От платы освобождались военные, крестьяне, инвалиды, безработные (а их было очень мало и по уважительным причинам), пенсионеры (так же, как и безработные), стипендиаты, герои и кавалеры орденов СССР. Плата не взималась в высших партийных учебных заведениях, на рабочих факультетах и в педагогических техникумах.
То есть дискриминация образования проходила по политическим мотивам коммунизма: классу пролетариата, партийной и военной (ВЧК-НКВД-КГБ приравнивались к военным) прослойке в получении высшего образования предоставлялось полное стимулирование. Огромное внимание в вузах СССР уделялось коммунистической пропаганде. Считалось, что человек, которому советская власть давала высшее образование, должен стать «уверенным апологетом распространения коммунистической идеологии, убежденным коммунистом, активным строителем коммунистического общества, коллективистом, патриотом, интернационалистом с высокими гражданскими и нравственными качествами, готовым защищать честь социалистического отечества».
С 1960-х, при Хрущеве, образование снова стало полностью бесплатным, а студентам за хорошую учебу выплачивали стипендии. В 1970-е–1980-е самой массовой и распространенной стипендией в СССР была стипендия 40 руб. Ее получали почти все студенты, у кого не было хвостов из-за неуспеваемости (не ниже оценки 3 – «удовлетворительно»). Повышенную стипендию – 46 руб. давали тем, кто учился без троек, а 50 руб. – отличникам. На 40 руб. в месяц в Совке можно было прожить, если не употреблять алкоголь и питаться в обычных столовых. Существовали и более высокие стипендии в высших военных и партийных учебных заведениях (до 120 руб.), но 90 % студентов получали 40–46 рублей, как, например, моя мама и тетя, когда учились на инженеров или работников торговли во Львове. Вообще, полное представление о начислении стипендий в СССР дает приказ Министерства высшего и среднего специального образования СССР № 508 от 15 июля 1987 г. «Об утверждении инструкции о порядке назначения и выплаты стипендии студентам высших учебных заведений». Сегодня о массовых стипендиях, да еще которых хватит на пропитание, остается только мечтать. После 25 лет откровенной «взяточной» системы обучения в вузах ее немного причесали ЗНО, выведя часть образования в «платную» сферу. Но это скорее результат не самой реформы образования, а последствия дичайшей депопуляции населения в Украине. Население настолько уменьшилось, что конкуренция поступления в вузы значительно снизилась. Кроме того, учеба в недорогих вузах за ближайшей границей из-за возможности там остаться стала более привлекательной. Хотя немногие осознают, что там есть свои дети и перспектив у них больше. Да и качество обучения в недорогих малоизвестных заграничных вузах более декларативное, с целью заработка, чем действительно дающее знания. Теперь большинство платит за учебу с низким качеством, и не всегда в Украине. А при «проклятом» Совке были стипендия, бесплатное проживание в раскраденных и коррумпированных нынче общежитиях и питание в студенческих столовых за символическую плату. Тогда этим пользовалось 90 % абитуриентов. И такого уже никогда не будет. В те времена студенты жили более расслабленной жизнью, чем сегодняшние. Сегодня за каждый шаг надо платить. Хотя это в свою очередь очень мобилизирует и заставляет быть более конкурентоспособным, жестким и хитрым, возвращает из коммунистической утопии в реалии, где выживает наиприспособленнейший, по Дарвину. Что лучше: пребывать в теплой иллюзии, иногда дающей сбои, или находиться в реальном мире? Выбор сделала история, которая показала, что человеческая сущность в борьбе за выживание сильнее, чем прививаемая вдохновленными идеологами реальность. Алчность и хитрость умного меньшинства всегда будут сильнее, такие люди всегда найдут способ и лицемерные маски, чтобы жить припеваючи и управлять подавляющим большинством, мимикрируя в угоду его желаниям и создавая себе этим ширму прикрытия, лишь бы жить «хорошо».
Ввиду понимания того, что студенты в массе своей молодые люди, а соответственно, склонны к юношескому максимализму, однозначности суждений и представляют собой пластилин, из которого можно при правильном подходе «лепить» то, что необходимо власть имущим, в советских университетах воспитанию и контролю над студентами уделялось огромное внимание. Тот, кто упускает молодежь, в будущем упустит власть. И это касается не только внутренней, но и внешней политики. В конце СССР так и случилось. И для этого необходимо от 5 до 10 лет. Если до 80-х контролю и пропаганде среди студентов уделялось огромное и серьезное внимание, то в 1980-х оно сводилось больше к самоиронии власти. КПСС в 1980-х потеряла умы молодежи. Структура контроля над умами молодежи начиналась со школы, с уровня октябрят и пионеров, но это было больше похоже на игру. Далее шел комсомол, который наиболее активно проявлял себя в высших учебных заведениях и армии. Многие сегодня недооценивают это явление и относятся к нему с иронией и улыбкой, но комсомол был мощнейшей структурой контроля сознания, которая пронизывала всю активную молодежь. И до 1980-х к комсомолу было очень ответственное, уважительное отношение, он был модным среди молодежи. Эта мода подкреплялась различными страхами, ведь до 1980-х исключение из комсомола очень сильно могло повлиять на судьбу молодого человека, выбросив его на окраину жизни. Поэтому как родители, так и сами дети всячески поддерживали бренд, моду и влияние комсомола. Комсомол, как политруки в армии или сегодняшние «капелланы», пронизывал высшие учебные заведения и формировал направленность мышления, сознания, взгляды в коммунистической стезе.
Зная о максимализме молодежи и ее революционной взрывоопасности[36], кроме комсомола, для ее контроля была задействована еще более серьезная структура надзора. КГБ в каждом высшем учебном заведении имел своего сотрудника, который формировал агентурную сеть среди студентов и преподавателей. Через эту агентурную сеть студенты и преподаватели информировали обо всем происходящем вокруг них, взглядах, ссорах, дрязгах, любовных происшествиях, различным «компроматом», чем фактически ставили под контроль почти всех окружающих. Сегодня молодежь не понимает серьезности влияния такого сотрудника на подчиненное ему окружение. Они наивно полагают, что могли бы отказаться от общения, сотрудничества с ним, не выполнять его указаний или не становиться его агентом, демонстрируя свою принципиальность. Это наивный бред. Такой сотрудник КГБ при желании мог не просто исключить, опозорить студента или сделать его жизнь невыносимой, а даже после исключения загнать за дальние дали окраин жизни, притом осуществить задуманное без открытого участия, втихую, незаметно для масс.
Мне доводилось общаться в дружеской обстановке с «особистами», или ОДРами (офицер действующего резерва), сотрудниками КГБ, которые работали не только в университетах, но и на крупных предприятиях. Так вот для сегодняшнего понимания молодежью этой темы: 90 % всех, кто участвовал в агентуре КГБ, были добровольцы. То есть не просто их заставляли сотрудничать, а они не хотели. На самом деле люди чуть ли не стояли в очереди, чтобы их взяли в агенты, и сотрудники КГБ выбирали по разнообразным аспектам, кого взять, а кого нет. И многим отказывали или передавали в информаторы к определенным агентам. Сотрудничество с КГБ, а особенно агентурное, открывало множество возможностей и гарантий в жизни. Это подобно тому, как в сегодняшнем пост-совке водить дружбу с прокурором и сотрудником полиции, только юридически закрепленную и тайную. Выгодно, также могут закрыть глаза на маленькие проказы. Только сегодня это больше вопрос выгоды и денег, а тогда это больше происходило на идеологической почве и уровне связей «ты мне – я тебе». Поэтому любой комсомолец, а тем более член КПСС, учившийся в вузе, был как минимум потенциальным информатором КГБ, а член компартии еще с университета числился обычно в агентуре. И это не наследие Совка или тому подобный пафосный бред, который несут сегодня некоторые, а объективная реальность, присущая человеку. Тот, кто имеет устремления и честолюбие, стремясь вылезти в обществе повыше, первично избирает путь сотрудничества с властными структурами. Так сегодня многие становятся агентами МВД, СБУ, ФСБ или ЦРУ, НБА, Моссада, что открывает им путь наверх и закрывает глаза на их плохие делишки, отодвигая немного правосудие в сторону. И так в человеческом обществе было всегда, это не советский признак, а есть во всех странах, вопрос только в количестве агентов или информаторов на тысячу человек населения. А количество уже регулируется конкретной властью. Чем власть тоталитарней, тем количество выше, но это явление повсеместно при любой власти.
В то же время о негласном надзоре КГБ в вузах знали все как бы автоматически. Про это было не принято говорить, и воспринималось как само собой разумеющееся явление. Если в школе за антисоветский или тому подобный треп детей могли максимум пострадать родители, то в институте или университете студенты считались людьми осознанными и ответственными. Соответственно, за антисоветский треп, не говоря уже о действиях (вроде чтения антисоветской литературы или организации кружков), могли жестко наказать, вплоть до исключения из заведения с волчьим билетом, а в единичных случаях было и уголовное преследование. Так сказать, за язык могли посадить, а в сталинские времена – надолго. То есть с момента поступления абитуриента в вуз он становился политически ответственен. И тогда ответственность была более весомой, чем сегодня (хотя со времен Сталина постоянно ослабевала). Вообще, в любом государстве есть темы, которые выходят за декларируемые властью рамки и порицаются обществом в зависимости от той парадигмы, в котором оно в данный момент живет. В сегодняшней Украине, в Луцке, был случай, когда классный руководитель вызывал родителей в школу после того, как ребенок ретранслировал там родительский треп про АТОшников, которые, по их мнению, «оказались в АТО не только из-за патриотизма, а из-за того, что не видят себя востребованными в обычной жизни и бегут туда от жизненных проблем и для заработка». В Совке тоже за такое вызывали родителей, а вот в институте или университете вам бы пришлось уже отвечать за это более жестко, чем сегодня. С вами бы провели профилактическую беседу. Потом, если «не дошло», вынесли на обсуждение и осуждение комсомольской организации. Если снова «не дошло», поставили бы вопрос об исключении, потому как тот, «кто не поддерживает советскую идеологию, не может бесплатно обучаться за счет государства в советском вузе». И за такой треп возможно было оказаться исключенным и поставленным на учет в КГБ как неблагонадежный гражданин, что в свою очередь создавало огромные жизненные проблемы. Куда ни ткнись, везде такой человек был под контролем, без выезда, с максимальными ограничениями. По сути, он мог лишь работать для выживания в одном незаметном месте, а единственными его товарищами и кругом общения были агенты КГБ и не предавшие его до конца родственники. Те же, кто уходил и дальше «в зарубу», становились редкими диссидентами, превращая свою жизнь в Совке, а также жизнь своих родственников и близких в сущий ад.
В подавляющем большинстве случаев именно в студенческом возрасте закладывается конфликтность, невосприятие людьми существующей в тот момент идеологии, власти или парадигмы общества. Это происходит по разным причинам. И те, в ком появляется невосприятие и конфликтность, в зависимости от своих умственных способностей занимают уровневую нишу оппозиции к правящему строю. Малообразованные и глупые становятся боевиками и прочими ведомыми пешками. Умные и образованные приобретают идеологическую подкованность и жесткую, обоснованную для себя и других осознанность и причинность действий. Именно они потом управляют боевиками и прочими пешками. Об этом знали и из этого исходили как в КГБ, так и сегодня исходят во всех мировых спецслужбах, мониторя студенческие движения и кружки. Легче «пресечь и не допустить» в молодости, чем взрастить противника и дать ему развиться (однако сегодня это подается под другими соусами вроде борьбы с терроризмом, с тоталитаризмом, по моментам противостояния между государствами или властными группами и проч.). Поэтому КГБ внимательно следил и очень толерантно, не провоцируя конфликтов и недовольства, контролировал миллионные студенческие массы в Совке. Такое происходило примерно до 1985–1986 гг., когда установка партии и правительства коренным образом поменялась и был запущен процесс распада и полной деградации СССР.
В то же время неприятный фон идеологического контроля компенсировался низким уровнем коррупции. В большинство вузов Совка поступали «почестному» и не за взятки, в отличие от того, как это происходило во время и после развала СССР на протяжении уже четверти века. Да, взятки были, особенно при поступлении в известные вузы, но эти случаи редки по сравнению с послесовковым периодом. Тогда бо́льшую роль играли не взятки, а связи. Могли попросить, и к поступающему было более лояльное отношение. Деньги, редкие ценные дефицитные товары тоже давали, но это было значительно реже, чем сегодня. Взятки процветали больше в закавказских или среднеазиатских республиках, портовых и больших городах, а в Украине их массово, как сегодня, не было, особенно в таких масштабах, как после Совка. Во Львове при Совке самым «взяточным» высшим учебным заведением считался Львовский медицинский институт. Я помню, как моему деду какой-то знакомый кагэбэшник за обедом рассказывал, что они взяли «на хабаре за поступление» (4000 руб.) кого-то из руководства этого института. Об этом гудел весь Львов. О взятках за обычные семестровые оценки в тогдашних украинских вузах я никогда не слышал. Родители тех, кто имел сильные хвосты, неуспеваемость или прочие проблемы, обычно решали через «связи» или «презенты» вроде бутылки хорошего коньяка. И далеко не всегда были способны решить, дело заканчивалось чаще всего, как минимум, академическим отпуском или исключением. О деньгах речи не было. Мало того, деньги в таких случаях считались провокативными и настораживали тем, что это могла быть провокация ОБХСС, МВД или КГБ. Ситуация начала в корне меняться со второй половины 80-х, ближе к 90-м, когда постепенно ослабевал контроль и на экономические преступления тогдашние силовые структуры начинали смотреть сквозь пальцы как на элемент заработка. В СССР за взятки давали реальные и немалые сроки, а не так, как сегодня, когда ловля взяточников превращена в бизнес, с которого кормятся все: от оперативников до судей, прокуроров и выше по вертикали. Поэтому подавляющее большинство преподавателей банально боялось. Боялось, что их назовут взяточниками, поэтому если кто и брал взятку, то тщательно взвешивал ситуацию, выгоды и возможные потери и риски. За рубль или за пять вам никто бы семестровую оценку в зачетку не поставил, как сегодня за 200-500-1000 гривен. Скрытая и очень завуалированная форма мелких взяток в тогдашних вузах далее букета цветов, шоколадки и подхалимажа не заходила. Такой подхалимаж был, впрочем, как и всегда. Но даже он, если становился явно видным, порицался, и этого намного сильнее опасались, чем сегодня.
Отсутствие массовых взяток в вузах дисциплинировало студентов к учебе, и, соответственно, качество знаний было значительно выше, чем сегодня. Сейчас в Украине часто ищут тех, кто получил высшее образование еще при Совке, а потом работал по этой же специальности, сохраняя и накапливая опыт. По всему миру ценятся те, кто получил высшее техническое образование в известных совковых вузах. Именно они составили «утечку мозгов» на Запад после развала СССР. Обратите внимание на множество ученых и бизнесменов из IT-сферы четверти века после СССР. Все они имеют совковое высшее образование или вышли из совковых интеллигентных семей иммигрантов. На некоторых, иногда возрождающихся в современной Украине, предприятиях ищут старых технических специалистов, потому как большинство новых имеют знания лишь в зачетной книжке с оценками, выставленными за выстроенную систему взяток.
Кроме значительно меньшей коррупции в совковом высшем образовании, одним из самых существенных отличий от теперешнего в Украине было финансирование. До второй половины 80-х годов в Совке на образование тратили колоссальные суммы, которые обычно доходили до 10 % союзного национального дохода. Для того чтобы приблизительно представить важность высшего образования для тогдашней власти, стоит вспомнить, что вследствие неудач начала Второй мировой войны в 1942 г. число вузов в СССР упало с 817 до 460, но уже осенью 1945 г. в 789 восстановленных вузах обучалось 730 тыс. студентов, что составляло 90 % довоенного уровня. И это при тех громаднейших потерях и разрушениях, которые перенесла страна во время нацистской оккупации. В 1950 г. СССР тратил 10 % национального дохода на образование, США – 4 %. Когда уже начался процесс развала СССР, в 1988 году, эти цифры составили соответственно 7 и 12 %. С 1953 г. число вузов в стране практически не менялось (1980 г. – 883, 1985 г. – 894; 1988 г. – 898), а число студентов стабильно росло до середины 80-х годов, достигнув в 1984 г. 5,280 млн чел., а затем стало постепенно снижаться (1985 г. – 5,147 млн, 1987 г. – 5,026 млн, 1988/89 учебный год – 4,999 млн).
В 1985 г. в СССР было 894 высших учебных заведения, в них обучалось 5 млн 147 тыс. студентов. Из них 2 млн 763 тыс. на дневном стационаре[37].
Из них 146 высших учебных заведений функционировало в Украине, в них получали высшее образование 853,1 тыс. студентов[38].
Сегодня в Украине по состоянию на 2013 год (до Майдана и конфликта на Донбассе) действовало 325 вузов (сегодня они называются вуз, имеющий 3-й и 4-й уровень аккредитации, а 1-й и 2-й уровень – это бывшие ПТУ, техникумы и училища). В них училось в 2013 г. 1723 тыс. абитуриентов (по данным Минстата Украины).
Кажется, картина более чем радужная. Но на самом деле многие бывшие советские училища и техникумы (которые не входили в систему высшего образования, а выдавали дипломы о специализированном среднем образовании) получили лицензии и стали вузами. К этим «недоуниверситетам» прибавились многие частные конторки, в действительности получившие за взятки лицензии, где преподавали в арендованных помещениях без какой-либо материально-технической, лабораторной, библиотечной, методической базы и фактически продавали дипломы о высшем образовании. Именно такие «псевдоуниверситеты» и сегодня выпускают многих «популярных» юристов, менеджеров, банкиров и еще новых трендовых «IT-шников», которые потом идут на базар торговать секонд-хендом.
Самыми престижными дипломами о высшем образовании в СССР считались те, которые выдавали по окончании университетов. Университеты в Совке были масштабными учебными заведениями с огромной научной базой, целыми научными городками, научно-исследовательскими институтами, лабораториями, библиотеками и другой масштабной инфраструктурой, вплоть до своих домов и баз отдыха (так, кампус МГУ занимал около 200 га).
В 1985 г. работало всего 69 университетов, в них обучалось 590,2 тыс. студентов. В 1980-е каждый год выпускалось свыше 100 тыс. человек с университетским образованием[39].