Оказалось, grazie[7] было единственным итальянским словом, которое я знал. Едва я успел об этом подумать, как услышал знакомый голос. Вудс Роджерс произносил речь:

– Леди и джентльмены! Я хочу поднять тост за свое недолгое пребывание в должности губернатора Багамских островов! Я способствовал тому, что не менее трехсот отъявленных пиратов приняли королевское помилование и принесли клятву на верность британской короне. – Его лицо вдруг скривилось в язвительной усмешке. – Но, увы! За все успехи, достигнутые мной, его величеству было благоугодно сместить меня с губернаторской должности и отозвать в Англию. Превосходно!

Столь раздраженное, полное откровенного презрения окончание речи вызвало недоумение гостей. Собравшиеся не знали, как им себя вести. Пока Роджерс находился в Нассау, он выпускал листовки религиозного содержания, пытаясь убедить веселых пиратов Нью-Провиденса покончить с беспробудным пьянством и прелюбодейством. Вероятно, сам он не был любителем выпивки и с непривычки быстро захмелел. Пошатываясь, Роджерс бродил по комнатам, и каждый, кому не удалось вовремя отойти подальше, был вынужден выслушивать его напыщенные, полные сарказма речи.

– Ура! Ура всем этим нечестивым и невежественным остолопам, которые правят миром с отвратительным занудством. Ура!

Произнеся несколько фраз, Роджерс шел дальше, и вот уже другой гость морщился под ударами словесных кинжалов.

– Ей-богу, я хотел сделать этих двуногих скотов из Нассау людьми. И мне это удавалось. Но я никак не ожидал, что меня отблагодарят подобным образом. Невероятно!

Я следовал за Роджерсом по пятам, оставаясь вне поля его зрения. Я здоровался с гостями, успев отвесить не менее сотни поклонов и столько же раз произнести grazie. Наконец терпение присутствующих иссякло. Сделав очередной круг по залу, Роджерс увидел, что даже его друзья стоят, повернувшись к нему спиной. Разговоры стихли. Наверное, Роджерс почувствовал себя отшельником. Отойдя на несколько шагов, он обернулся и увидел, что друзья вновь оживленно беседуют. И тогда на мгновение он стал прежним Вудсом Роджерсом. Взяв себя в руки, он расправил плечи, поднял голову и решил выйти подышать воздухом. Я знал, куда он пойдет, возможно, раньше его самого. Неподалеку был выход на балкон. Я поспешил туда. Когда там появился Роджерс, я вогнал лезвие скрытого клинка через плечо ему в шею. Другой рукой я зажал моему врагу рот, лишая возможности крикнуть. Затем я опустил его на пол, привалив спиной к балюстраде.

Все это произошло слишком быстро. Роджерс просто не успел вступить со мной в поединок. Он даже не успел удивиться и лишь смотрел на меня пьяными, осоловелыми глазами.

– Ты же когда-то был капером, – сказал я ему. – Почему же в тебе так мало уважения к морякам, которые всего-навсего пытаются выжить в этом мире?

Роджерс посмотрел на мой клинок. Лезвие пробило ему плечо и вошло в шею, застряв наподобие клина. Только это и сохраняло ему жизнь. Стоит мне выдернуть лезвие, балкон будет залит кровью, и через минуту Роджерс умрет.

– Ты едва ли сумеешь понять мои устремления, – сказал он, язвительно улыбаясь. – Ты ведь всю жизнь рушишь то, что делает нашу цивилизацию блистательной.

– Ошибаешься, – возразил я. – Твои устремления мне вполне понятны. Я видел Обсерваторию и знаю ее силу. Ты и твои собратья-тамплиеры сделали бы ее логовом шпионажа. С помощью древнего устройства вы бы шантажировали людей и крушили все, что вам не по нраву.

Роджерс кивнул. Этот жест вызвал у него боль. Рубашка и камзол стали мокрыми от крови.

– Да, однако все это ради великой цели. Ради установления справедливости. Ради искоренения лжи и утверждения правды.

– Никому из живущих на земле не нужна такая власть.

– И тем не менее ты дал этому преступнику Робертсу пользоваться ей.

– Нет, – качая головой, возразил я. Мне не хотелось, чтобы он думал, будто мы с Робертсом заодно. – Я собираюсь лишить Робертса власти. И если ты скажешь, где он, я его остановлю.

– Африка, – прошептал Роджерс.

Я вытащил клинок.

Кровь ручьем хлынула из пробитой шеи Роджерса. Тело обмякло, словно мешок, застыв у балюстрады. Жалкая, недостойная смерть. Какой контраст с прежним Вудсом. Тогда, у Торреса, я встретил человека честолюбивого, чье крепкое рукопожатие говорило о воле и решимости. Мой клинок, оборвавший ему жизнь, был лишь завершением его пьяных блужданий по залу. Еще до встречи со мной Роджерс успел завязнуть в трясине разбитых мечтаний, захлебываясь горечью язвительных слов. Пусть он и вытеснил пиратов из Нассау, но король не оказал ему поддержки, необходимой для завершения всех его начинаний. Как и гости в зале, англичане повернулись к Роджерсу спиной. Он мечтал заново отстроить Нассау, однако жизнь разбила все его надежды.