П: Что это? Почему в моей груди дыра? Что происходит?!!

И: Кажется, больше я ничего ценного не узнаю. В таком случае пришла пора тебя упокоить.

П: Нет, подождите!!! Я… Я не для того выжил в бою с демоном, чтобы так запросто умереть!!!

И: Как я уже сказал, ты не выжил. Таинство воскрешения несовершенно, а я не могу допустить, чтобы послушник святого ордена обратился нежитью. «Светлая сила Праотца нашего всевышнего, да коснись же сего тела бренного, да очисти сие, да обрати сие заблудшее в подобное, да упокой плоть сию во плоти твоей».

П: Не-е-е-е-е-е-е-ет!!!

***

Стражи дикастерия, сохранившие рассудок, одерживали верх над своими братьями, примкнувшими к демону. Все они были благодарны незнакомцу за то, что он предупредил их об опасности взгляда этого суккуба. Все они сожалели о своих павших товарищах. Все они считали попавших под контроль демона товарищей такими же павшими товарищами, как и множество других ма’алаки’, погибших в результате этой ожесточённой схватки.

Наконец, одному из воинов удалось прорваться сквозь нестройный ряд уже порядком ослабевших защитников ненавистного демона. Прорвавшимся оказался шакалоподобный ду’амут. На самом деле родство с шакалами у представителей этого народа выражено не столь явно, и для непосвящённых ду’амуты могли бы сойти за собачьих, или даже волчьих химер, однако победный клич, непроизвольно вырвавшийся у воина и в иных обстоятельствах оказавшийся бы верхом неприличия, не оставлял сомнений. Сдавленный, кашляющий шакалий смех отразился от стен. Ду’амут направил свою алебарду на казавшуюся беззащитной богомерзкую крылатую тварь. Мгновение отделяло от финального удара.

Мгновение растягивалось в секунды, но финального удара всё не было. Вместо этого победный смех ду’амута, способный пробрать до костей, обратился в не менее, а может и куда более устрашающий хрип, который, в свою очередь, быстро сошёл на нет. Причиной тому был клинок, острие которого торчало из груди только что уверенного в победе ма’алаки’. Окровавленное острие мизерикорда.

В последний момент, в то самое мгновение до финального удара, существо в пепельно-серой одежде с блёклым волосами и ледяным взглядом, предупредившее стражей дикастерия о вторжении демонов и направлявшее их из тени, появилось из всё той же тени, чтобы ударить в спину. Мизерикорд с лёгкостью вошёл меж рёбер, пробил сердце и, вновь пройдя меж рёбер, показался наружу. Человек не оставил ду’амуту ни единого шанса, он нарушил воцарившуюся было тишину:

— Такой красивый смех… У меня даже рука дрогнула.

Опустошённый безразличием голос Соли послужил сигналом, вслед за которым секунды тишины оказались окончательно уничтожены шквалом наполненных отвращением и ненавистью криков:

— Как ты посмел?!! Предатель!!! Подлец!!!

Соли лишь обернулся и чуть менее безразлично, теперь уже слегка удивлённо, ничуть не заботясь о том, услышит ли его кто-либо, словно сам себе произнёс:

— За подлую тварь, конечно, спасибо, но… Предатель? Разве мы настолько близки, чтобы я смог их предать?

— Мне кажется, они… А-а-а, как же бесят!

Радостно поспешившая ответить и совершенно не удовлетворённая мешающим разговору шумом Вета резко вскинула руки, отчего её, Соли и почти уже сломленных защитников окружила стена ярко красного пламени, один в один повторяющего то пламя, что горело в её глазах. Пламя опалило руки ближайшего ма’алаки и мгновенно расплавило его алебарду, его заставив корчиться от боли, а остальных резко отшатнуться.

В результате шума стало на порядок меньше. Теперь уже удовлетворённая положением дел Вета вновь обратилась к Соли, уже немного менее радостно:

— Мне кажется, они всего лишь воспринимают тебя всерьёз. Бессмыслица. Не бери в голову.

— Значит, даже здесь меня всерьёз воспринимают. Надеюсь, это будет не так поголовно, как дома. А то обидно ведь… — Мимолётно опечалился Соли.