– Приё-о-ом!
Страшный голос вернулся, став в несколько раз громче. От силы звука голову будто расплющило. Он закричал, затыкая ладонями уши, из которых, казалось, сейчас пойдёт кровь, и инстинктивно открыл глаза. Существо стояло прямо над ним, уставившись узкими зрачками в его полное ужаса лицо. Оно разверзло пасть, из которой тут же высунулся огромный, раздвоенный, как у змеи, язык. На секунду он застыл в воздухе и вдруг, изящно изогнувшись, резко устремился к его телу.
Он завопил от боли и с ужасом глянул вниз, сквозь себя: никаких следов на теле не было, однако язык пронзил кожу и был уже внутри его организма. Превозмогая дурноту, он напряг мутнеющий взгляд и увидел, что одна часть языка проникла в располагавшийся возле копчика маленький, но яркий шар, а другая – в другой такой же, находившийся чуть выше лобка. Оба шара источали белую светящуюся субстанцию, которая шла по языку вверх, в рот рептилии, словно электричество по проводам. Существо выкачивало из него жизненную энергию! Он чувствовал это каждой клеткой уставшего тела, но ничего поделать не мог. Повернув слабую голову, он увидел, что рядом с каждым его соседом по дому стояло такое же существо, увлечённое аналогичной процедурой. Теперь он понял, что значила команда «Приём», выкрикнутая незримым начальником сей тюрьмы. Это и был самый настоящий приём, но не связи, а пищи. И питались рептилии людьми.
Как всё, оказывается, просто и очевидно, подумал он. Неведомый наркотик, сделавший мир прозрачным, дал ему доступ и к пониманию объективной, а не привычной иллюзорной реальности.
Вся эта планета – одна большая тюремная зона. Стала ею многие тысячи лет назад, ещё в ту пору, когда первобытные недочеловеки лазили по деревьям и в страхе прятались от хищных зверей. Однажды на Землю из созвездия Ориона прилетели вот эти рептилоиды и, исследовав нашу флору и фауну вдоль и поперёк, поняли, что приматы, эти постоянно трясущиеся за свою жизнь волосатые млекопитающие, – идеальный для их расы энергетически ценный корм: древние люди, обладая зачатками разума и спектром эмоций, выделяли на протяжении своей относительно долгой жизни так много кортизола, что могли питать собой ещё многие поколения пришельцев-колонистов. Тем достаточно было лишь подключиться к двум нижним чакрам жертвы и с удовольствием пить энергию страха, будто коктейль через трубочку. Для паразитарной расы рептилоидов (они называют себя длинным нечленораздельным для человеческого уха словом, но посвящённые оккультисты именуют их просто – «ануннаки») это единственная форма питания. Ради неё ануннаки покидают собственное созвездие, население которого в результате клановых войн сталкивается с постоянным дефицитом еды, и исследуют на своих высокотехнологичных кораблях новые планеты, где потенциально может теплиться жизнь.
Прилетев на Землю, ануннаки быстро поняли, что протолюдям необходима доработка, апгрейд. Нужно было сделать их по-настоящему разумными и несчастными одновременно, ведь именно ум – идеальный источник страдания, выбрасывающего в организм огромное количество драгоценного кортизола. Достаточно было пустить в ход генную инженерию, сделать нас ещё более жалкими, злыми и боящимися самих себя зверями – и вот он, идеальный скот.
Но почему же люди их не видят? «Гости» существуют на другого рода частотах, недоступных человеческому восприятию и устройствам нашего цивилизационного уровня. Правда, о существовании паразитов знают заключившие политические союзы и династические браки жрецы: влиятельные бизнесмены и некоторые правители стран, выступающие послушными марионетками и эффективными менеджерами, следящими за ситуацией на планете и создающими идеальные условия для максимальной выработки кортизола у спящего крепким сном человечества. Этот договор действует с незапамятных времён, о его расторжении нет и речи. Мир продолжает жить в иллюзии свободы, насмехаясь над шизофреническими теориями заговора. Система работает безупречно.
– Что-о?! Ты же не можешь меня ви-и-идеть!
Существо резко выгнулось, точно подавившись выкачиваемой из чакр энергией.
Да, он видел. И видел много больше, чем требовалось. В этот миг он снова вспомнил себя ребёнком на беговой дорожке стадиона. Мысль промелькнула и тут же зацементировалась в его сознании. Другого шанса не представится. Прости, мама. Но мне надо бежать.
На старт…
Внимание…
Марш!
Он собрал все оставшиеся силы, как мог резко вскочил на ноги, в несколько шагов достиг окна, взлетел на подоконник, выставил правое плечо и подался всей массой вперёд. Послышался звон стекла, но глазами он его не видел. В лицо ударила горячая волна рассекающего материю воздуха, и он полетел вниз, к земле. Подключённый к чакрам язык ящера вытянулся острой струной и уже через секунду порвался, вызвав у своего хозяина, оставшегося где-то там, наверху, пронзительный крик ярости и боли.
А он всё бежал из этого мира прочь. К финишу…
7.0
«Курская»
Что связывает корпорацию, на которую мне «посчастливилось» работать столь долгое время, и всех этих людей – самовлюблённых бизнесменов, загадочных террористов-затворников, брутальных маргинальных гуру, заботливых полицейских, укуренных держателей нелегальных боёв и иных, казалось бы, нисколько не похожих друг на друга жителей мегаполиса? Быть может, все они – тайные агенты корпоративного режима, шпионы, помогающие пускать корни этого ядовитого духа в рыхлую почву нашего общества? Собирают данные о пользователях, определяют тренды в потреблении товаров и услуг компании, влияют на аморфные умы аудитории. Эта гипотеза имела право на существование, но вновь и вновь разбивалась об один-единственный логический волнорез: зачем так утруждаться, когда все данные давно и успешно собираются нашими росфонами и другими инструментами цифрового трекинга? Возможно, дело в том, что высоким технологиям подвластно не всё? Уровень авторитета живого человека, лидера мнений, смотрящего своим последователям в глаза и источающего невидимую химию уверенности, всё ещё высок – несмотря на то что нейронные боты научились в совершенстве имитировать речевые повадки человека, а некоторые роботы так и вовсе являют полноценный физический и умственный слепок
Все эти мысли тонкими острыми иглами больно впиваются в голову, пока я медленно спускаюсь по широкой лестнице подъезда (хватит с меня на сегодня этих лифтов); спуск кажется вечным, но в конце концов я добираюсь до первого этажа и, с большим усилием отыскав сенсорную кнопку, отвечающую за открытие двери, мысленно обозвав всеми нехорошим словами отечественную привычку применять высокие технологии через одно особое место, выхожу на свежий воздух… Где тут же получаю по затылку тяжёлым и тупым предметом.
Я с детства боюсь высоты. Угнетающее, давящее человеческую сущность чувство, когда стоишь на самом краю бездны, не в силах сделать решительный шаг, пока смелые «друзья» где-то уже внизу смеются над твоей трусостью и тыкают в тебя маленькими пальчиками (ох, сломать бы их на хрен!).