– Вам не понравилось?
– Что значит «не понравилось»? Я же говорю: вестерн. Такая американская литература, где все ясно, как в аптеке.
Вот это да! Он рисуется или говорит искренне?
Тогда я заговорил о повести Стейнбека «О мышах и людях» – недавно прочитал ее в журнале. Может, такая литература ему больше по душе?
– Это написано еще хуже. Игры в психологию, – он посмотрел на брата. – Понимаешь, Толя, интересно искусство, которое касается тайны. Например, Марсель Пруст.
Он стал пересказывать сцену из романа «В сторону Свана».
Мальчик едет по вечерней дороге. Три шпиля собора в глубине долины по мере движения путника поворачиваются, расходятся, сливаются в одно, прячутся друг за другом. Мальчик ощущает странное беспокойство, оно томит его душу. Почему? Что его мучает? Мальчик приезжает домой, но беспокойство не проходит. Тогда он садится к столу, записывает свое впечатление.
И душа его успокаивается.
– Понимаешь, Толя? – говорил режиссер, увлеченный рассказом. – Тут прикосновение к тому, что не передается словами. И в нашем фильме мы будем идти в эту же сторону. Труднее всего придется тебе, потому что твой герой примет обет молчания. Понимаешь?
Анатолий слушал режиссера с напряженным вниманием, впитывая, как губка, все, что тот говорил.
Речь зашла о кино, и этот по виду такой молодой человек стал размышлять глубоко и сильно. Он развивал мысль о том, что фильм не должен пересказывать сюжет. У кино – свой язык. Надо отыскивать свою пластику, ритмы и через них, а не через театральные диалоги открывать человека. Сейчас предстоит показать жизнь человека, который без остатка отдает свою душу Богу.
Слова были как будто хорошо знакомы и в то же время совершенно новы.
Когда мы вернулись в комнату Анатолия, брат сказал:
– Он ставит такие задачи, что мозги плавятся. Не знаю, выдержу ли. Эх, кино… Помнишь, у Бальмонта: «Поэзия как волшебство». Похожую формулу и мой режиссер внедряет: «Кино как волшебство». Он-то чувствует себя способным на создание великой картины. А я никогда так себя не почувствую.
– Вот и хорошо. Что мне в твоем мэтре не понравилось, так это его самоуверенность.
– Ну, бывают свойства и похуже… Спи, завтра съемка…
Притяжение
Мы вышли из автобуса и огляделись.
– Сюда, – Толя показал вправо, и мы пошли к невысоким деревянным домикам, за которыми возвышались каменные своды дворца Андрея Боголюбского.
Было тепло и тихо. Деревенская улица очень напоминала наш Двенадцатый Вокзальный проезд в Саратове, и я сказал об этом.