– Когда подают ужин? – спросил Смирнов у лакея, провожавшего его в номер и застывшего у двери в ожидании дальнейших распоряжений.
– В 20:30, сэр, – ответил лакей.
– Здесь принято переодеваться к столу?
– Большинство джентльменов следуют этому правилу, сэр.
– Хорошо. Я переоденусь… Распакуйте мои вещи и приготовьте черный галстук и белую рубашку.
Спустившись в гостиную после скраба лица и массажа водными струями, помолодевший Смирнов и в самом деле увидал декольтированных дам и мужчин в смокингах. Первым к нему подскочил Берстекер:
– О, господин
Смирнов поморщился:
– Че-то не догоняю… Я ж не в Куршевель приехал.
– Миссис Кирби-Шоу сидит у пианино, посмотрите на нее. Чем черт не шутит? – тонко улыбнулся директор. – Приятного аппетита!
Она и впрямь была хороша. Темные волосы, уложенные мелкими буклями, тяжелым узлом спускались на затылок, открывая высокий лоб. Ореховые глаза. Раз есть деньги так держать себя, то почему вдруг ей понадобилось уходить? Она подняла на него глаза, и Смирнов поклонился.
Когда ужин, приготовленный мишленовским поваром и безупречно сервированный, подошел к концу, Смирнов уже знал – по крайней мере, в основных чертах – всю жизнь Клары. Она была замужем за шоколадным магнатом из Цюриха, богатым, добрым, но отчаянно нелюбимым. Полгода назад она бросила его и бежала с русским поэтом, с которым познакомилась в Нью-Йорке, когда приехала туда на модный показ. Она ушла от мужа, но молодой человек, приехавший за ней в Европу, узнав об этом, рассвирепел, избил ее и хлопнул дверью. Ему нужна была не она, а деньги ее мужа. Проплакав месяц, она запросилась назад, но муж не простил и пригрозил “голой по миру пустить”.
– И чего, совсем не страшно помирать? – спросил Смирнов.
– Страшно. Но жить еще страшнее. А вы как попали сюда? Выслушав до конца рассказ Смирнова, она отчитала его, как учительница начальных классов.
– Какое отвратительное малодушие! Умереть только потому, что ваши акции упали в цене? Через год или два, если только у вас достанет мужества жить, вы всё это позабудете, может быть, даже восстановите то, что потеряли. Вам нужно найти любящее сердце, и всё придет в норму, поверьте мне. Бывают такие женщины. Надо жить, – настаивала Клара. – Умереть каждый может, а вот жить…
– За полтинник? – удивился Смирнов. – Ну это все-таки не каждый.
– Вас очень скоро полюбит достойная женщина, – пела Клара. – Женщина, которая не побоится трудностей, которая рождена, чтобы спасать…
Смирнов глядел на ее розовую помаду, идеальный маникюр, любовался ожерельем из некрупных и прозрачных, как вода, бриллиантов, и на душе у него становилось трепетно и хорошо: а чем черт не шутит, вот девка… и холеная, и душевная… с горностаями…
– А вы не думаете, – спросил Смирнов, накидывая на плечи Клары горностаевый палантин, – что… уже этой ночью?.. Чик – и никакого больше чирик?
– О нет, – сказала она. – Вы же только что прибыли…