Она поворачивает голову в сторону, открывая мне вид на свой профиль.
— Роуэн, это… — Ее ресницы трепещут. — О, черт.
Я вдавливаю костяшки пальцев в тугой узел на ее пояснице, стараясь не переусердствовать. Она такая хрупкая. Такая хрупкая. Но я знаю, что это иллюзия. В ней нет ничего хрупкого. — Хорошо?
Она проводит зубами по нижней губе и снова отворачивается от меня. — Да. Это хорошо.
Ее голова слегка наклоняется вперед, волосы падают на лицо. — Тебе не нужно продолжать это делать.
Я бы хотел заниматься этим всю ночь, если бы она мне позволила.
— Расскажи мне что-нибудь о себе.
— Что ты хочешь знать? — мягко спрашивает она.
— Я не знаю. Расскажи мне о своих друзьях и семье. То, что я бы знал о тебе, если бы мы встречались.
— Рассказывать особо нечего. Оба моих родителя умерли. Мама шесть лет болела раком, и я заботилась о ней. Кажется, я уже рассказывала тебе о своем брате, который живет в Лос-Анджелесе.
— Он не помогал тебе с мамой?
— Нет, он не помогал. Он даже не вернулся, чтобы похоронить ее.
Возмущение бурлит в глубине моего желудка. Что это за мужчина, который оставляет сестру и больную маму на произвол судьбы?
— Это звучит очень тяжело.
Она вздыхает.
— Это было тяжело, но я бы сделала все для мамы. Я рада, что провела с ней эти последние несколько лет. Может показаться, что Макстон выбрал легкий путь, но он тоже многое упустил. Однажды он может пожалеть об этом.
— Но ты ни о чем не жалеешь.
— Нет, если верить моей маме.
Она вертит головой туда-сюда, как будто у нее перегиб в шее. Я оставляю ее спину и начинаю работать над ее шеей и плечами. Она издает счастливый вздох. Я хочу собрать его в бутылку и спрятать в надежном месте.