Ты не можешь принимать несогласованных решений. Не можешь ставить под угрозу безопасность жителей Объединённого Союза и Мудрых Сенаторов. Да, и Мудрых Сенаторов!
Тебе ведь не нужно объяснять такие простые вещи?
Верно, лейтенант Зайд Хэйс?
Каждым словом Куратор будто выжигает маленькие клейма у меня на лбу.
Теперь речь его отчётлива и звонка, как военный марш. Я бы даже сказал, что слышал эти резкие ноты где-то раньше.
Странное чувство – казалось бы, то, что говорит Нефилим, должно сильно меня волновать.
Да, это именно то, что сейчас меня очень беспокоит...
Но мне... мне чертовски хочется спать...
Похоже, я, как баран, пялюсь на старика, неимоверными усилиями пытаясь не сомкнуть веки.
Да, ночка выдалась ещё та...
Слишком много для меня сегодня морали.
Губы Нефилима смыкаются и размыкаются, выпуская на волю причудливые ленты разноцветных фраз.
Змеясь и извиваясь чешуйчатыми кольцами, они сплетаются между собой в хитроумные предложения.
Мелькают, шипя, раздвоенные языки смыслов. Гремят зловещими интонациями хвосты акцентов. Их бесконечно длинные узкие тела тянутся всё ближе.
Струятся, судорожно петляя, как ручейки меж камнями.
Вьются, взмывая в воздух и дрожа от нетерпения.
Скользкие, назойливые, они уже опутывают мне ноги, руки.
Пытаются вонзить в кожу истекающие густым ядом клыки, просочиться сквозь уши, глаза, рот...
Но, словно о стекло, бьются о предусмотрительно выстроенную мной ментальную защиту.
Захлёбываются бессильной злобой.
И, так и не достигнув цели, шипят, трепещут на порывистом ветру, а затем, оборвавшись, уносятся в сизую мглу между морской гладью и тяжёлым небом.
Что-то про то, что я не должен скрывать от Департамента свои исследования структуры Нейросети... Изобретательность не должна переходить границ установленной Храмом Психоанализа нравственности...
Качнулась длинная серьга в розовом ухе. Подведённые алой помадой губы капризно морщатся и складываются в трубочку, потом снова растягиваются в обратный полумесяц.
Движения Нефилима ленивые, небрежные.
Из-под седых кустистых бровей глядят остренькие, красненькие, заплывшие жиром и обведённые тушью глазкиполковника Штраубе и перепахивают мой мозг в поисках чего-то, чего я, возможно, сам...
— Творчество – это чудовищное зло! Да, зло, едва не погубившее человечество!
Творчество – это удовлетворение эгоцентрических амбиций. Это разрушение порядка, правил и норм, обеспечивающих стабильность и покой в порядочном сообществе.
Творчество – это хаос. Да, хаос!
Болезнь воспалённого сознания, разъедающая мозг, истекающая гноем пытливости и созидания. Остерегайся, Зайд Хэйс, этой болезни. От неё нет исцеления!
Нет исцеления! Да!
Творцы – бездельники, лгуны и трюкачи. К тому же, став Творцом, индивид начинает плодить вещи и идеи в реальном мире, оскверняя его первозданность тем, что можно совершенно безопасно для природы и общества воспроизвести в Мирах.
Надеюсь, ты верно понял меня, дорогой воспитанник?
Ну-ка, теперь открой глаза, взбодрись! Зайд Хэйс!
Вот так, хорошо.
Не обессудь, что не могу уделить тебе больше времени. Твоего доброго Куратора зовут неотложные дела! Да, дела-ла-ла! Ха!
Ах, да! С тобой хочет поговорить многоуважаемый полковник Штраубе. Ты готов?
Ну, чудных тебе Миров, дорогой воспитанник, прощай!
***
Штраубе? А кто же только что упорхнул в просвет между морской далью и небом моей комнаты?
Даю голову на отсечение, это он и был. Куратором Нефилимом. То есть, оператором Нефилима. Или... Тьфу! Наваждение какое-то...
Но это точно был Штраубе! По крайней мере, когда речь шла о долге, Творцах и тому подобном.
Похоже, полковник пытался применить нейрогипноз, злоупотребляя опцией когнитивной депривации в моём биочипе. Такие штучки применяют только на допросах безнадёжных преступников, чей здравый рассудок уже не представляет интереса для дознавателей.
Уж не записали ли меня в их число?
Похоже, мне крупно повезло, что я не тратил время на кибергреблю и забеги на каблуках в Кемфорде и кое-чему научился. Пригодилось.
Теперь, видимо, полковник решил явиться в собственной проекции.
А! Вот и его лоснящиеся рейтузы с лампасами в знакомом кожаном кресле, в окружении резной мебели и всяких старинных побрякушек.
Туловище туго затянуто в безупречный китель. Из-под ворота виднеется край нежно-розовой шёлковой сорочки. Удобно закинул ногу на ногу, вытряхивает пепел толстенной сигары под лимонное дерево. Потянулся к бокалу белого вина. С утра!
Мне же нарочно не даёт возможности привести себя в порядок.
Тоже метод. Знаем.
Так себе ощущения, если честно.