Смерть и круассаны

— Как он себя сегодня чувствует.

— Боннивал! — Крик, похожий на команду хозяина слуге, заставил их умолкнуть. Голос был высоким и тонким, как у старухи, а не у старика.

— БОННИВАЛ! — Крик раздался снова, и массивная фигура полицейского заметно сжалась.

— Как думаете, он чувствует себя хорошо или плохо? — поинтересовался Ричард, и Боннивал одарил его взглядом, в котором ясно читалось, что сейчас не время для шуток, а затем угрюмо подал им знак следовать за ним в дом.

В прихожей было так темно, что глазам потребовалось некоторое время, чтобы начать хоть что-то различать в полумраке после яркого солнца снаружи.

Здесь пахло затхлостью, словно свежий воздух сюда совсем не поступал, а окна и двери всегда оставались закрытыми. Боннивал провел их по темному коридору в комнату в задней части дома. Жалюзи здесь тоже были опущены, и лишь узенький лучик света, словно лазер, проникал через щель, позволяя отчасти разглядеть громадный обеденный стол, длинные ряды книжных полок и сидящего в самом углу, в инвалидном кресле, похожего на ящерицу старика, чей злобный взгляд, поймавший отблеск света, пристально следил за людьми, входящими в комнату.

— Мсье le juge[32], это те люди, о которых я вам говорил. У них есть новости о вашем брате.

— Единственные новости о брате, которые мне интересны, — это сообщение о его смерти, — процедил тот. — Вы с этим? А, что скажете? — саркастически поинтересовался он.

«Какой очаровашка», — подумал Ричард.

— Ха! Так и знал, что нет, — продолжил судья с нескрываемым разочарованием.

— Он останавливался в моей chambre d’hote, — начал Ричард, — несмотря на то что она совсем недалеко отсюда.

— И вас это удивляет, так? — Каждое произнесенное судьей слово сочилось ядом. — Что ж, а меня вот — ни капельки. Он постоянно такое проворачивает, просто чтобы опозорить меня.

— И как именно это вас позорит? — По тону Валери сразу становилось понятно, что мсье le juge ее не впечатлил и уж тем более не напугал.

— Потому что он куда-нибудь едет, заселяется в разные гостиницы, чаще всего прикидываясь мной, а затем начинает доставлять всем проблемы. Вот такая детская игра.

— Но зачем?

— Я не знаю! Это у него надо спросить. Он просто мелкий, подлый человечишка. И всегда таким был. Всю жизнь он провел, играя в прятки с законом.

— А вы судья?

— Был. Всегда на страже закона.

Ричард весьма редко сталкивался что с законом, что с преступлениями. Однажды ему пришлось просить снисхождения у магистрата, чтобы избежать лишения водительских прав и в качестве противовеса он как-то, шатаясь по Ист-Энду, забрел не в тот паб, где как раз проходили поминки главаря банды. Общение с магистратом показалось ему намного более пугающим опытом. Там его заставили почувствовать себя преступником только потому, что он превысил скорость на безлюдном участке дорожных работ в два часа ночи, а вот горюющие лондонские бандиты, напротив, приняли как родного. Ричард не был ценителем уверенности в своей правоте и не особо доверял людям, не имеющим сомнений, а служение закону, насколько он это представлял, требовало убежденности и авторитарности, неприкрытого «Я сделаю это во что бы то ни стало», как у пьяного любителя караоке, игнорирующего все вокруг.

— Венсан и Виктор рассорились давным-давно, — вставил Боннивал тихонько, словно пытаясь скрыть этот факт от старого судьи.