Несколько мгновений Ричард молчал. Он узнавал неприкрытый эмоциональный шантаж, когда видел его, и отлично понимал, что с ним играют. Причем играет, скорее всего, женщина, у которой не все дома, желающая заглушить острыми ощущениями тоску среднего возраста или горе, а возможно, и не горе. Он все это понимал и, к своему удивлению, а может, и нет, ничуть не возражал. У него самого в жизни сейчас наступил не самый веселый период.
— Ладно, — сказал он в конце концов, притворно вздохнув в знак того, какую жертву готов совершить, — отправляемся за приключениями.
Она попыталась его прервать.
— Но с одним условием, — он не дал ей помешать ему своими печальными глазами и умением уговаривать. — Если все серьезно, если беднягу прикончили, мы найдем старшего шефа-капрала Филиппа…
— Правильно «старший капрал-шеф».
— Мы найдем неважно-как-его-там, причем найдем, черт побери, сразу. Идет?
— Боннивал — так его зовут.
— Идет?
Она одарила его широкой улыбкой, и он собрался было пожать ей руку, но тут получил поцелуй в щеку, после чего она одним движением завела машину, и та с ревом покатила назад, на улицу Жюля Ферри.
Она обожгла его сердитым взглядом с той стороны дороги. Такой взгляд — привилегия лишь исключительно упрямых людей. Взгляд, получающийся очень естественно, без малейших усилий; взгляд, который кричит: «Я определенно имею дело с идиотом». Он великолепно выходит у учителей, а еще у парижских официантов и, подумалось Ричарду, который мог быть не менее упрямым, если прилагал хоть капельку старания, — у каждой когда-либо встреченной им француженки.
Валери стояла в воротах одного дома, принадлежащего мсье В. Граншо, а Ричард — футах в двадцати от нее, в воротах другого, тоже принадлежащего некоему мсье В. Граншо. Ни один из них не двинулся с места, но и на звонок тоже не нажимал; их уверенности в собственной правоте не хватало полноты, чтобы доказывать ее, рискуя ошибиться.
— Он сказал: дом по правой стороне, — прошипела Валери. Она смотрела в том направлении, откуда они прибыли, вытянув руку, словно велосипедист, показывающий поворот.
— Я знаю! — прошипел Ричард в ответ.
Он смотрел в другой конец улицы Жюля Ферри, так же вытянув руку. При этом он прекрасно понимал, насколько нелепо они выглядят и насколько ему наплевать, прав он или нет, но таким способом пытался провести для себя черту, за которую нельзя отступать. Если уж он собрался поучаствовать в этом «приключении» — невинное слово, если разобраться, вызывающее ассоциации скорее с Энид Блайтон[31], чем со стариками, возможно, уже отдавшими концы, — тогда ему следует, черт возьми, убедиться, что Валери д’Орсе не воспринимает его как бессловесное приложение и не станет его использовать просто как… в общем, так, как его использовала. Он вернул ей сердитый взгляд и тут же увидел, что позади нее, в «ее» воротах, возникла впечатляющая фигура офицера Боннивала.
— Просто повезло, — пробормотал Ричард себе под нос, почесал рукой затылок так, будто именно для этого ее и поднимал, и с самым независимым видом побрел через дорогу.
— Странное размещение, правда? — спросил он, кивая головой туда, откуда только что пришел. — Два брата живут вот так, друг напротив друга, в абсолютно одинаковых домах.
— В одном доме они не уживаются, — объяснил Боннивал, открывая ворота. — Потому что терпеть друг друга не могут.
— Тогда зачем вообще селиться рядом? — теперь вопрос задала уже Валери.
— Потому что, мадам, они ненавидят друг друга так сильно, что не в силах позволить другому наслаждаться роскошью независимости. Объясню подробнее внутри. Или, может, лучше объяснит сам судья. Поживем — увидим.
— Увидим что? — Ричарда начала раздражать вся эта неопределенность.