Антон вошел, ощутив на миг что-то вроде тупой, ноющей боли возле сердца, которая впрочем почти сразу отпустила.
Внутри висел плотный табачный (и не только) дым, гремели кружки, тесные и разношерстные компании сбились вокруг столов. Сновали туда сюда официантки в мини юбках, с блюдами уставленными пивом и нехитрой закуской.
Антон непонимающе осмотрелся. Он ясно понимал, что шел именно сюда.
Но вот что ему делать дальше? Публика тут была самая разная – от обычных опустившихся работяг, до каких-то странных типов в цирковых трико и в дурацких колпаках. Все пили, оживленно болтали, играли в нарды и кости, с азартными выкриками делили выигрыш.
– Здравствуй, Антон, – прозвучал хриплый, но безупречно поставленный голос за его спиной. Я давно тебя жду – присаживайся. Он обернулся.
Боль ударила в сердце молотом, и отпустила не сразу.
– Ну что же ты... Не надо бояться – из страха передо мной люди и без того совершают достаточно глупостей.
Антон послушался – подошел и сел.
Но все равно страх остался на дне души. Ведь не каждый день встречаешь свою смерть во плоти. А в том что перед ним – именно его личная, персональная смерть, он был уверен на все сто.
Смерть смотрела на него не слишком трезвым взглядом. В белой как мел худой руке она держала пивную кружку; в другой у неё была дешевая вонючая папироса.
На худом скуластом лице с провалами черных, без радужки узких глаз, застыло выражение обреченной скуки.
– Я честно говоря уже сомневалась, что ты придешь, но все вышло как нельзя лучше. Твое здоровье, – Смерть отсалютовала ему кружкой.
– Не находишь, что твой тост выглядит слегка неуместно? – попробовал пошутить Скиров.
– Вовсе нет, – визави хлебнула пива, сдув пену с краев. Ты же понимаешь – ничего личного. Мы ведь в главном ничем не отличаемся от людей – мы также не вольны в своей участи.
– Кто это «мы», позволь узнать?
Смерть проигнорировала вопрос, вздохнув.
Со стороны их разговор ничем внимания не привлекал. Молодой мужчина с расквашенным лицом беседует с завсегдатайкой – худой, мелкорослой, аскетичного вида и неопределённого возраста дамой в мужском стиле. Под распахнутым белым плащом была непонятная форма – узкие брючки с лампасами темно серого цвета, длиннополый двуцветный китель со стоячим воротничком, расшитый большим количеством позументов, и украшенный двумя рядами мелких серебряных пуговиц. Выглядело это даже не как военная форма, пусть и самого убогого государства, а скорей как цирковая или гостиничная ливрея. И даже высокая кепка-фуражка с гербовой кокардой не могла изменить этого впечатления.
– Послушай, Антон – так не годится: мы должны серьезно с тобой побеседовать, – озабоченно продолжила Смерть между тем. Я не говорю, что ты слишком испытываешь мое терпение, тем более пределы моего терпения неведомы даже мне. Но, в конце концов, должна же всему быть мера! Мера – это высшее в разуме, – назидательно сообщила инфернальная собеседница. В
Ну посмотри же ты в конце концов трезвым взглядом! Разве ты живешь? Ты же просто играешь – как играла твоя мать. Да и отец... – Смерть выглядела искренне и неподдельно огорченной. Играешь в благородство, в вершителя справедливости, как совершенно правильно отметил почтенный вождь, в спасителя погибающих, в спасителя души Айнур... Если бы ты знал – как я испугалась когда Олутар предложил тебе должность своего советника! Ты бы мог наворотить таких дел! Прошло бы время, и ты начал бы чего доброго и милорда Олутара перевоспитывать! И что не исключено, преуспел бы – а у нас на него большие планы! Ну, будь же, наконец, умным мальчиком!
– Скажи – зачем это тебе? – пытаясь преодолеть нарастающую растерянность, спросил Скиров. Очень скоро ты так и так меня получишь – так к чему еще читать нравоучения?