Вдруг Айнур расстегнула кофточку, и похотливо улыбнулась. Казалось, она вот-вот сбросит одежду и присоединится к танцующим.
Антон напрягся. В окружающем мире что-то было не так, явно не так. Были ли виной тому дурманные листья, брошенные в огонь, или низкая ревущая музыка, но на душе его стало очень нехорошо.
Фойриппо громко заорал, и вмиг наступила тишина. Танцоры замерли. Антон услышал, как со стороны озера дует ветер, услышал частое и тяжелое дыхание участников церемонии. Факелы и костры бросали отсветы на злые и угрюмые лица людей.
Ворота, украшенные черепами, вновь распахнулись, и появились изможденные рейси. Во мраке ночи зазвучали вздохи и пощелкивания.
– Все это кажется мне бессмысленным убийством, – услышал Антон слова Идриса, пришедшие неизвестно откуда. – Но кто мы такие, чтобы учить их уму-разуму?
Айнур наклонилась к уху Антона и прошептала:
– Можешь жалеть их, если хочешь. Но учти: это они продают нам своих соотечественников и будь мы в гостях у илги, те бы делали то же самое с торике...
– Какая разница? – прошептал Антон в ответ, но в следующий момент алуфин вскочил с кресла и поднял жезл. Танцоры рассыпались.
– Итак – плата за человека – его кровь! – возгласил вождь. Жители небес платят пошлину деньгами! Мы платим ее кровью – кровь одного за десять проданных!
К нему подбежал какой-то воин, увешанный грубыми золотыми украшениями, на фоне которых особенно нелепо смотрелся почти новый короткоствольный «Джаггар-09», и протянул алуфину с полупоклоном сверток, который держал под мышкой.
Вождь деловито развернул плотную ткань, и вытащил недлинный, зловеще блеснувший клинок.
Антон узнал в оружии тот самый меч, предназначенный для расправы над мирными жителями, что видел в оружейных рядах Ано-Аф. Правда, этот был другой – чёрного полированного металла, с золотым эфесом и венчавшим навершие крупным рубином.
Фойриппо подошел к столбу, гортанно выкрикнул чье-то имя или боевой клич – и одним взмахом тяжелого клинка обезглавил привязанную женщину.
Из шеи ударил кровавый фонтан; голова упала в грязь. Низкорослых людей, что-то жалобно чирикающих, потащили к каменным плитам алтарей.
Антон опустил взгляд в землю, пытаясь молиться, но язык словно заплетался, и выученные с детства слова словно пропали куда-то из памяти. Он пытался не слышать животный визг, треск разрубаемых суставов, скользящий звук выпускаемых наружу внутренностей – весь набор звуков, производимых старательными мясниками.
Сколько прошло времени Антон не знал – наверное немного, но ему почудилось что это длиться бесконечно. Крики жертв и убийц, хруст раздираемой плоти, треск костей...
В голове его проносились обрывки молитв и псалмов которые он слышал когда-то. У него не получалось дочитать ни одной молитвы до конца – память отказывала. Он запинался повторял несколько раз одно и то же сбивался. И лишь в такт ударам сердца билось.
– Спаси и сохрани ото всякого зла... Не оставь меня, Господи! Господи и сохрани! Не оставь меня, Господи! Господь Саваоф, бог моих предков, бог Адама! Ты Справедливость, ты – Закон, ты – Награда и Возмездие, дарующий нам жизнь вечную... Господи, помилуй… Господи, помилуй…
Но для кого просить милости? Для выродка сидящего на троне и повелевающего дьявольской церемонией? Для несчастных, кого режут и рвут на части двуногие звери? Для Айнур, как для причастной к злодействам? Для себя?
Но смеет ли он, сидящий среди убийц, просить за себя??