Сердце у Антона на мгновение замерло от ужаса.
За воротами обнаружилась площадь, посреди которой стоял резной каменный столб с оскаленными ликами зверобогов – к нему цепями была привязана юная женщина рейси в окровавленном тряпье.
Капитан Хинк со своей командой разместился под навесом из плетенных лиан. Справа от них сидел в кресле смуглокожий уж немолодой воин с жестоким лицом. Кроме короны из витой золотой проволоки, короткой пурпурной куртки с длинными рукавами, да набедренной повязки на нем ничего не было. Татуированное тело поражало многочисленными шрамами. В его глазах сверкало безумие, а в руке он сжимал золоченый жезл. Прямо за креслом стояли по стойке «смирно» два почти голых телохранителя с секирами и ружьями.
– Наконец-то появились вы и ваша семья, капитан, – вежливо произнес вояка на всеобщем языке. Рад – очень рад! Давно жду вас и ваше оружие!
Хинк подвел Айнур и Антона к креслу.
– Я вновь выражаю тебе почтение, алуфин этой земли, достойнейший Фойриппо, – изрек пират с поклоном – Представляю тебе свою дочь и зятя.
– Очень рад с вами познакомиться, – сообщил правитель.
Антон, поколебавшись, шагнул вперед. «Нужно быть вежливым, даже если беседуешь с самим Дьяволом».
– Антон Скиров, сэр.
Его поступок явно удивил царька. Стражники стремительно придвинулись к креслу, но темнокожий вождь жестом отправил их на место. Он улыбался, хотя глаза почему-то свирепо сверкнули.
– Садитесь, уважаемые гости, – предложил алуфин. Прежде чем мы отпразднуем сделку, я бы хотел кое-о чем с вами поговорить.
– Беседа может занять много времени, – шепнул Идрис на ухо Антону. – Мы слушали этого ублюдка всю ночь напролет. Закури-ка лучше, зятек.
Он подал сигару…
Когда он прикуривал, Фойриппо встал и начал свою речь, обращаясь к гостям на довольно приличном интергала.
– Много лет назад великий Унорамо, да прославится имя его, призвал народ свой держаться прежних обычаев наших предков, не поддаваясь разлагающей заразе с другого конца неба. Великий Унорамо знал, что мы хранили в своих сердцах истины, какие забыли или вообще не знали чужаки. Мы, торике, не такие, как бледнолицые люди с неба, которые завершают сделку о продаже людей простой подписью. Мы, торике, знаем: продав человека – даже если это презренный рейси, необходимо умилостивить нашего великого кровожадного бога как идет издревле – жертвоприношением и обрядами!
Он вновь потряс толстым жезлом, и приближенные рявкнули что-то...
– Я знаю жизнь по ту сторону неба, – вещал алуфин. ("Он покидал Эяллу?? – мысленно пожал плечами Антон. Странно...") – Я летал на ваших кораблях через пустоту, я был узником ваших городов. Я изучал ваши науки, подобно тому как сейчас изучаю печень девственниц дабы узнать волю богов! Я спал со многими вашими женщинами, я ел вашу безвкусную жратву в которой нет жизни. И я говорю вам здесь, что мир, который вы создали, – пуст! Ваши сердца – пусты. Ваши женщины – пустоцветы, потому что отказываются рожать детей. Вы не заслуживаете уважения своих предков, которые когда-то строили дороги и звездолеты, покоряли планеты и разгадывали мудрость мира. Вы ничего не уважаете, ни во что не верите. Ваши боги от вас отвернулись…
Царек говорил в том же духе еще минут сорок. Антон может успел бы даже вздремнуть, если бы женщина, привязанная к столбу, не вышла из забытья и не начала кричать в ужасе. А вождь все вещал о великой силе древних истин, и о прогнившем мире пришельцев, переходя то на всеобщий, то на местный – но всякий раз его речь встречалась одобрительными воплями собравшихся соплеменников.
Наконец он видимо сказал все, что хотел, и подал знак золотым жезлом. Площадь вмиг заполнилась воинами и обнаженными женщинами. Туземцы запалили факелы и принялись под стук барабанов, дребезжащее завывание дудок, монотонное пение сотен и тысяч голосов. Зажглись костры, и туда полетели охапки ветвей, порождая тяжелый душный дым, неприятно щекочущий ноздри. Служки вытащили на возвышение древнюю ударную установку с чудом еще действующими древними микрофонами и колонками, и какой-то старик принялся отчаянно лупить в барабаны, а целый строй молодых воинов аккомпанировал ему, потрясая трещоткам из человеческих черепов, надетых на палки.
Это длилось не пять и не десять минут, а больше часа. По рукам пустили бутылки местной самогонки, и Антон сделал большой глоток, отчего в голове стало как-то по особенному ясно и легко. На небе мигали звезды. Над вершиной Джерадаа повисла красная луна. Талла, – вспомнил он название. С другой стороны разливалось зарево – из-за окоема светил Схаас, сейчас не видный в этих широтах.