Парижское безумство, или Добиньи

Жанр «комического детектива», представленный в «Берегись автомобиля!», вновь используется авторами в повести «Убийство в библиотеке». Пародируя популярные приемы и элементы детективных произведений, Э. Брагинский и Э. Рязанов поднимают в своем тексте важную проблему преподавания гуманитарных дисциплин в школах, акцентируя внимание на необходимости живого и творческого подхода к обучению литературе, истории и обществоведению.

Эльдар Александрович Рязанов (1927–2015) – советский и российский кинорежиссёр, сценарист, актёр, поэт, драматург, телеведущий, педагог и продюсер. Народный артист СССР (1984). Эмиль Вениаминович Брагинский (1921–1998) – советский и российский прозаик, драматург и сценарист. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1976). Идея создания этого произведения пришла в голову Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова после того, как они услышали историю о мужчине, который после бани зашёл к друзьям, где весело провёл время, а затем, уставший и довольный, уснул. У не совсем трезвых приятелей возникла блестящая идея отправить своего несчастного товарища в поезд, направляющийся в Ленинград. В итоге, когда ничего не подозревающий друг проснулся в поезде, в общем вагоне, прибывшем в город на Неве, он обнаружил, что у него остались только веник, портфель и пятнадцать копеек в кармане. Брагинский и Рязанов начали фантазировать о том, как могли бы развиваться события этой почти детективной истории. В результате получилась весёлая и лиричная пьеса о Жене Лукашине, Наде Шевелевой и Ипполите. Чтобы придать этому сюжету черты сказки, авторы поместили его в атмосферу новогодней ночи. В итоге возникла самая фантастическая история, без которой невозможно представить себе хотя бы один предновогодний вечер. Теперь эту правдивую, весёлую и мелодраматичную историю можно также слушать…

Сергей поднял голову, но не смотрел на Лелю, а смотрел куда-то вдаль. – А ну, не отворачивайтесь! – резко сказала Леля. – Осталось последнее – лифчик. Внимание! Р-раз! – Леля быстро сняла лифчик, выпрямилась, расправила плечи и слегка их откинула назад, как делают профессионалы… И только теперь заговорил Сергей: – У вас гуськи появились! – Что? – не поняла Леля. – Ну, пупырышки от холода. Здесь плохо отапливают. Зачем вы себя унижаете? – В голосе Сергея не было нотации, только сочувствие, а точнее – жалость. – Раздеваться нужно по любви, а не просто так, Леля! А Леля… Леля всхлипнула, сначала тихо, а затем громче, и вскоре полились слезы…

Когда иностранцы встречали горничную Лизу, они вовсе не думали о том, чтобы улучшить её английское или французское произношение, а сразу предлагали деньги за незначительную услугу. Они, глупые, никак не могли понять, почему Лиза отказывается. Какому-то настойчивому бельгийцу Лиза с раздражением пояснила, что делает это из любви, а не за деньги. Бельгиец согласился, что любовь, конечно, лучше, хотя в конечном итоге обходится дороже, но он тоже готов к любви. Лиза же резко заметила, что он ей не симпатичен. Примитивный бельгиец был весьма удивлён, как он может не нравиться, ведь у него старинный фламандский замок под Антверпеном и завод по производству стиральных машин. Бельгиец был не самым худшим вариантом — он приехал и уехал, а вот гостиничный охранник Алеша, который гордо называл себя секьюрити, находился в гостинице постоянно, но и он не был худшим, потому что был ещё Дмитрий Саввич. Он приходил в гостиницу для деловой встречи с тем самым бельгийцем, чтобы купить у него не стиральные машины, а замок под Антверпеном. Но как только Дмитрий Саввич увидел Лизу, он тут же забыл о славном городе Антверпен, который навсегда прославлен тем, что в нём жил и работал великий Питер Пауль Рубенс. Дмитрий Саввич увидел Лизу в форменной одежде, с кружевным чепчиком и фартуком, с японским пылесосом в руке, и задал мудрый вопрос: – Что вы здесь делаете? Вам с такой королевской внешностью работать горничной?!

Нина, как правило, обедала дома, поскольку жила недалеко от фирмы, где работала манекенщицей. Не топ-моделью, а просто манекенщицей, но высокого уровня. Тонкая, как прутик, Нина легко носила любое платье, оно сидело на ней так же удобно, как на вешалке, а в смелом купальном костюме она чувствовала себя совершенно свободно, ведь у нее было гладкое, как будто полированное тело и идеальные пропорции для тех, кто предпочитает худеньких. На обед должен был приходить Нинин муж, которого звали Тушканчик. Никто не помнил, почему его так прозвали. Он был значительно ниже жены, но при этом могуче широким. По сути, Нина держала мужа только для того, чтобы обедать вместе. Дело в том, что она могла приступить к еде только после занятий сексом. У нее была такая привычка или потребность организма, как хотите, но каждый день, перед обедом, муж был обязан выполнять супружеские обязанности, независимо от его настроения. Другого смысла в муже не было вовсе.

«… В детстве Сана болела свинкой. На шее, под правым ухом, вздулся и покраснел шар. Сана, конечно, выздоровела, но свинка сделала свое свинское дело – Сана слегка оглохла на правое ухо. Потом Сана болела редкой болезнью под красивым названием эритема. Потом ездила к тете в Ашхабад и подхватила местную заразу, название которой позабыла, но зараза зато Сану не забыла и оставила у нее на щеке клеймо, вроде тех, которыми когда-то клеймили каторжников. В первую свою туристическую поездку Сана съездила в Бельгию – благополучную и стерильную, как хирургическая салфетка. И в славном городе Брюсселе умудрилась заболеть аж черной оспой. Это был единственный в Бельгии случай заболевания черной оспой за последние двести лет. Отель, в котором останавливалась туристическая группа, срочно закрыли. Всех спутников Саны интернировали куда-то за город без права общения с белым светом. А Сану в специальной санитарной машине под почетным эскортом мотоциклистов сопроводили в инфекционную больницу. Прохожие судачили о том, что, должно быть, заболел приезжий Президент или Премьер-Министр. В больнице для Саны выделили отдельный этаж, и в течение нескольких недель ее обслуживало двенадцать человек, облаченных в скафандры и похожих потому на космонавтов. В конце концов Сана вернулась в Москву с лицом, побитым мелкими рытвинами, как некогда у товарища Сталина.Вернувшись из Бельгии, Сана долго рассматривала себя в зеркале и точно поняла, что с личной жизнью покончено. Но… Сана никак не желала с этим мириться. …»