Руслан Волков

«…А вся эта жадность, проклятая. Хотя, может, не жадность – а просто прижимистость. Девушка окончила учительский институт, вечер выпускной, платье нужно шить, чтобы было все как положено. И вот, значит, она просит тот панбархат. И что? И да! Не дала Зинаида Яковлевна тот отрез, возможно, и хотела бы отдать, но не смогла. Все время думала: Ваня из Самарканда привез, память о Ване, а я сейчас вот так – и отдам?! И было чуть-чуть завидно: у молодых все впереди – а у нее что? Ничего. Только воспоминания. Даже мечты нет. А ведь мечта была. О-о-ох, какая же мечта была у Зинаиды Яковлевны! Какая мечта!…»

Существуют темы, которые вызывают глубокий интерес, но слишком ужасны, чтобы стать подходящими для литературного произведения. Романисту следует избегать их, если он не хочет вызвать отвращение или оскорбить своих читателей. Мы можем касаться этих тем только в тех случаях, когда суровая правда оправдывает и освящает их. С дрожью „мучительного наслаждения“ мы читаем о переходе через Березину, о землетрясении в Лиссабоне, о чуме в Лондоне, о кровавой Варфоломеевской ночи, о гибели ста двадцати трех пленных в Черной яме в Калькутте. Но в этих рассказах нас волнует факт, реальность, история. Если бы это были выдумки – они вызывали бы у нас отвращение…

Мистический детектив: «В 8-й час вечера, на закате лесного солнца, часовой Мур заменил часового Лида на том самом посту, откуда не возвращались…»

Сегодня наш сельский батюшка произнес прекраснейшую проповедь по случаю праздника. – Много столетий назад, – заметил он, – в этот день на свет пришла Правда. Правда вечна. Она с самых древних времён восседала рядом с Христом-Человеколюбцем, вместе с Ним воплотилась и зажгла на земле свой свет. Она стояла у подножия креста и сораспиналась с Христом; в виде светозарного ангела она находилась у Его гроба и была свидетельницей Его воскресения. И когда Человеколюбец вознесся на небо, Он оставил на земле Правду как живое доказательство Своего неизменного благоволения к человеческому роду.

– Митя! – Митька! – Дмитрий Алексеевич! – Бледнолицая собака! – Да вставай же ты, наконец! Я уже проснулся, но старался изобразить, что ужасно разоспался и не понимаю, в чем дело. Натягивая изо всех сил одеяло на голову, которое пытались снять Петя и Лева, я лишь мычал и пинался ногами. Но они не унимались и, спрыгнув с подоконника, на котором сидели (влезли они из сада через окно), остановились около кровати…