Михаил Салтыков-Щедрин

Создавая критический портрет политической жизни Западной Европы в 1880 году, данная книга располагается среди таких произведений нашей литературы, как «Письма русского путешественника» Н. Карамзина и «Зимние заметки о летних впечатлениях» Ф. Достоевского. Однако эта книга охватывает не только Запад, но и Россию. Анализ зарубежной действительности позволил автору еще более глубоко осознать социально-политические проблемы своей страны.

«Губернские очерки» – одно из первых произведений автора, которое отражает жизнь и обычаи русского провинциального дворянства и чиновничества 50-х годов XIX века, в котором он осуждает жестокость, взяточничество, лицемерие и угодничество, преобладающие в мире чиновников.

Книги серии «Вся детская классика», несомненно, отлично впишутся в домашнюю библиотеку вашего ребенка. Обязательные к прочтению произведения стихотворного жанра, а также прозы, иностранные и отечественные классики и современники – вот на чем строится наша серия. Благодаря блестящему писательскому составу «Вся детская классика» сформирует и разовьет у ребенка прекрасный читательский вкус. На страницах новой книги серии («Лучшие сказки русских писателей») вам встретятся произведениях безукоризненных образцов русской художественной литературы – А.С. Пушкина, В.А. Жуковского, М.Ю. Лермонтова, П.П. Ершова, С.Т. Аксакова и многих других. Книга станет идеальным помощником при подготовке к урокам литературы, а также и при написании сочинений, т. к. в ее составе – сказки, входящие в программу обязательного и дополнительного школьного чтения.Для среднего школьного возраста.

«В 184* году я жил в одной из северных губерний России. Жил, то есть состоял на службе, как это само собой разумелось в то время. И при этом всякие дела делал: возлежал на лоне у начальника края, танцевал котильон с губернаторшей, разговаривал с жандармским штаб‑офицером о величии России и, совместно с управляющим палатой государственных имуществ, плакал горючими слезами, когда последний удостоверял, что будущее принадлежит окружным начальникам. И, что всего важнее, ужасно сердился, когда при мне называли окружных начальников эмиссарами Пугачева. Одним словом, проводил время не весьма полезно…»

Канарейку выдали замуж за чижа, и свадьбу устроили на славу. В магазине „Забава и дело“ приобрели новенькую кирку; за пастора выступал ученый снегирь; скворцы пели величальные песни, а для поддержания порядка полициймейстер прислал отряд копчиков. Почти со всего леса птицы слетались поглазеть на молодых, да и почтенных гостей оказалось немало. У чижа шафером был зяблик, а у канарейки – соловей. Сам ястреб пытался стать посаженым отцом для невесты, но родители, под благовидным предлогом, от этой чести уклонились и пригласили глухого тетерева, того самого, который еще при царе Горохе, в знак уважения к дряхлости и потере памяти, был посажен в сенат…

Салтыков воспринимал появление и успех романов вроде «Жертвы вечерней» Боборыкина и «Бродящих сил» Авенариуса как печальное знамение времени. Эти произведения, наряду с романом М. Стебницкого (Н. С. Лескова) «Некуда» и его повестью «Воительница», Салтыков относил к «клубничной литературе», которая пользуется особым спросом и процветает в периоды общественных кризисов и упадка идейных интересов. В такие времена особенно активна «секта клубницистов», то есть «пустых и ничтожных людей», охваченных низменными и животными интересами («безделицей»), далеких от всякой идейности. Салтыков считал не только возможным, но и необходимым изображение «умственного и нравственного хлама человека», включая «безделицу», но только как результат всей системы общественных отношений. В произведениях «клубничной литературы», включая роман Боборыкина, «безделица» – «это гнуснейший из всех современных общественных хламов» – становится объектом изображения сама по себе, «просто как хлам», а не как «признак определенного общественного строя». Между тем, следовало бы продемонстрировать ее связь с «умирающим миросозерцанием» и выяснить причины ее «исторической устойчивости». Именно так воспринимал свою задачу сатирик и летописец общественных нравов Салтыков.

Рассказ «Добрая душа», подобно рассказу «Годовщина», основан на воспоминаниях Салтыкова о вятской ссылке, приуроченных к ее двадцатой годовщине. Образ главной героини – Анны Марковны Главщиковой – вдохновлен одной из знакомых Салтыкова из Вятки. Ранее она была представлена в «Губернских очерках» под именем Пелагеи Ивановны.

Салтыков начинает свою настоящую рецензию с опровержения обвинений в «клиентизме» и «наездничестве», которые возникли после его предыдущего отзыва на «Сочинения» Полонского. Он вновь подтверждает свою прежнюю оценку творчества Полонского, подкрепляя её анализом двух произведений поэта, вошедших в новый сборник: романом «Признания Сергея Чалыгина» и аллегорией «Ночь в Летнем саду». По его мнению, оба произведения подтверждают, что «неясность миросозерцания является настолько серьезным недостатком, что сводит к нулю всю творческую деятельность художника». Таким образом, Салтыков еще раз формулирует одно из ключевых положений своей эстетики.

Вторая рецензия Салтыкова на произведения Михайлова явилась продолжением полемики «Отечественных записок» с журналом «Дело» по важнейшим проблемам эстетики. Настаивая на верности своего прошлогоднего отзыва о Михайлове и связанных с ним общих теоретических выводах, Салтыков показывает, что новый роман «В разброд» служит ярким тому доказательством. Основной эстетический тезис Салтыкова приобретает здесь наиболее полное и точное выражение. «Истины самые полезные нередко получают репутацию мертворожденных, благодаря недостаточности или спутанности приемов, которые допускаются при их пропаганде».

Гусарский полковник Г. Н. Палеолог в пореформенные годы проявлял себя как обыкновенный военный историк и довольно продуктивный публицист. Рецензируемая Салтыковым книга представляет собой сборник из тринадцати статей, объединенных лишь общим реакционным настроем, которые освещают самые разные вопросы — от состояния народного хозяйства при вольнонаемном труде до организации полковых комитетов для контроля за расходами бюджетных средств. Салтыков не только вскрывает крепостническую направленность сборника, но и использует его содержание, чтобы искусно донести мысль о том, что самодержавная власть по своей природе противится реформам и вынуждена прибегать к ним лишь под давлением обстоятельств.

Рецензия имеет важное значение в контексте постановки проблемы сатиры, что, в свою очередь, служит обоснованием творческих принципов Салтыкова. Эти принципы будут детализироваться и уточняться им в ряде последующих статей и рецензий. Рецензия написана в привычной для большинства работ Салтыкова в «Отечественных записках» двухчастной структуре: первая часть посвящена общим вопросам, а вторая, порой очень краткая, включает литературно-критическую оценку рассматриваемого издания.

Д. Л. Мордовцев – беллетрист и историк, с 50-х годов публиковался в журналах «Отечественные записки», «Русское слово», «Дело». Среди его произведений можно отметить обширные исторические работы: «Самозванцы и понизовая вольница», «Гайдамачина», «Политические движения русского народа». На последнее в девятом номере «Отечественных записок» за 1870 год была опубликована положительная рецензия (без подписи). В ней романы Мордовцева подвергаются критике, аналогично настоящей рецензии Салтыкова, однако исторический писатель получает высокую оценку. Салтыков считает героев Мордовцева идеализированными «Гамлетами Щигровского уезда», легкомысленно представляющимися новыми людьми.

Идейной борьбе с журналами «почвенников», «Время» и «Эпоха» посвящено множество полемических выступлений Салтыкова в «Современнике». Одним из активных участников «Эпохи» был Н. И. Соловьев, который после смерти Ап. Григорьева, вместе с Н. Н. Страховым, стал ведущим критиком журнала. Салтыков не стал подвергать критическому разбору все три тома Соловьева. Поскольку отдельные главы этого произведения выходили в формате небольших брошюр, сатирик сосредоточился на одной из них – с выразительным названием «Суета сует». Попытка такой настойчивой популяризации книги Соловьева, которая рекламировалась издателем как «замечательное произведение», не могла не показаться Салтыкову претенциозной, пошлой и удивительно соответствующей названию «Суета сует». Брошюра рассматривала нравственные вопросы с той отвлеченно-моралистической точки зрения, которую Салтыков еще в «Современнике» осудил под именем «стрижиной» философии.