Книги

Звездолёт, открытый всем ветрам (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

Пустыня Тар, и я в ней, потерянный — на крышах вагонов, на телегах, влачимых буйволами по еле заметным тропам, автостопом до Джайпура, города дальних родственников — куда как дальних!

Я еле передвигал ноги по ступице колеса теней, и ястребы-осоеды выписывали круги над головой, приценивались к моим ребрам в ожидании пиршественного часа, когда я испущу последний вздох.

Не приготовившись как следует к такому переходу, я никогда еще не был так близок к смерти.

Но, возможно, Джайпур и был целью всей моей жизни.

Напрямик сквозь сонный лес окаменелых деревьев. Рубил весь день сучья на корм скоту, в обмен на воду у племени кузнецов-кочевников. Затем снова в путь, по давно высошхему притоку реки Гхаггар.

Назвать ли мне тут моего убийцу по имени? Понятно ли читателю, кто это был?

Я помню, как я гулял с ним по парку Бегум: цветам тесно на клумбах, пчелы в шароварах из пыльцы. Звенящее тарелками и ложками «Квалити Кафе» возле парка, гулаб ямун и мороженое в фарфоровых чашечках в белую и синюю полоску, и он сверкает в улыбке заячьим зубом, завлекая хорошеньких официанток…

Я вспомнил наши с ним походы в музей штата, прохладные темные залы, галереи с изысканными бронзовыми статуэтками династии Чола. И крыло естественных наук. Бессистемный бардак экспонатов, пыльных и вылинявших, во власти давно вышедших из моды наук… Помню ракушки, копии снежинок и веточки, покрытые кристалликами соли, и математические модели под названием «странные аттракторы» — вечно стремящиеся, но никогда не достигающие определенной точки, линии или цели.

Помню его разговоры — почти что с самим собой — о том, как беспорядочны тропы наших жизней, и как далеко то, что мы делаем, отстоит от того, чего мы желаем или что считаем правильным… И посреди пустыни я утешался тем, что за пятнадцать лет до предательства он просил у меня прощения…

По пути к очередному кочевью я заблудился. Я перевалил гребень невысокого хребта и увидел городок, составленный из этаких хижинок, как бы терракотовых.

В этом я ошибся дважды. То были не хижины и не терракота.

Это был гигантский термитник.

Белые муравьи, заполонившие домики, в точности воспроизводили их внешний вид и подробности помещений. Посреди глины — шевелящиеся черепа, засмотревшиеся на свои сны. В одном домике я увидел вытянутый вверх силуэт, в котором можно было узнать изображение Шивы или же его жены Парвати. В другом — простая кровать, детская кукла с выползающими из глазниц глазами, стол со скатертью, воспроизведенной вплоть до складочек и оборочек…

Я заполз в третий домик. Так велика была моя усталость, что я тут же растянулся на мягкой земле, на перине из бархатистых испражнений термитов… Я закрыл глаза, рассчитывая пробыть тут недолго, несколько часов от силы…

По причинам, которые скоро будут понятны, я пробыл там гораздо дольше…

Те, кто обвинял меня в мошенничестве, приводили то, что я сейчас тут расскажу, в доказательство моей лжи.

Им я говорю: ну что ж. Ваше право ничему не верить — хотя бы в этом мы с вами похожи.

Я говорю им: можете не верить, что я проспал ночь в той хибарке, и что даже сквозь сон я ощущал бумажное шевеление, шебуршание термитов в их гнездах; их тихую возню, каждый индивид размером с те воксели, что применяются в компьютерной томографии мозга.

Можете, стало быть, и не верить, что, наконец проснувшись, я был уже не один в поселении термитов…

Не верьте, что произошло следующее: я поднимаю голову и моргаю в рассветном полумраке. Вижу, что ко мне размашистым шагом приближается человек. Затем — крепкое рукопожатие, глубокий бас: