Я сверху, а Клава снизу пытались сделать щель между щитами больше, но получалось плохо.
Я навалилась всем телом на правый щит, Клава потянула на себя левый. Через секунду я вывалилась в темный туннель, ударившись головой о твердую стену. Повезло — не носом, не лбом, а темечком. То есть боль была терпимой, так сказать, «не в счет».
Между щитами показалась рука с фонарем, затем половина лица Клавы.
— Пчелкой, туда и обратно. Обед я твой съем, чтобы не вызывать подозрений. Уверена, никто твоего отсутствия до вечера не заметит. Ну, давай, мухой!
— Угу, — я поежилась от холода. — Уже лечу.
Пока не закончились щиты стен от наших цехов, пришлось идти впритык к земляным сводам туннеля. Не знаю, из какой породы сделаны стены, но пачкались они здорово. Белому халату досталось, он немедленно почернел.
Посветив в перспективу малосильным фонариком, я оценила размеры сумасшествия начинаемого мероприятия. В такой глубокой и темной заднице я еще не была никогда. Ни впереди, ни сзади ни хрена не видно. Есть только отблеск заржавевших рельсов, кусок стены с кабелем на стойках и носки моих кроссовок.
Больше ничего. Ни впереди, ни сзади. Темнота, беспросветная, безнадежная. Вакуум. И тишина. Давящая. Абсолютная, жуткая.
Хотелось, очень хотелось плюнуть и вернуться. Если тебе не очень приспичило на свободу, то пройти по темному туннелю несколько километров и не свихнуться — задача сложная. Но выполнимая. Я дойду.
Последний раз оглянувшись на серую стену цеха, за которым был свет, тепло и люди, я разглядывала под ногами деревянные шпалы. Выключила фонарик и двинулась вперед, в темноту, считая шаги. После каждой сотни загибала палец на левой руке, затем, переложив фонарь — на правой. После тысячи светила на землю и подбирала камушек.
Скоро я приноровилась к расстояниям между шпал рельсов и скакала, считая про себя пройденные этапы. На шесть тысяч четыреста сорок третьей шпале сбилась и шла просто так, прямо.
Но скоро в голове опять замелькали цифры. Мой шаг равняется ровно полуметру. Значит, я прошла три километра с копейками. А надо, как минимум, тридцать тысяч шагов.
Через десять тысяч шагов мне начало казаться, что за мной кто-то идет. Злой и опасный. Посветила назад — никого. И ничего, пустота абсолютного мрака. Здесь даже вездесущих крыс не было. Что им тут делать? Холодно и жрачки нет.
Температура в туннеле круглогодично была, как мне сказала Катя-мышка, плюс семь. Как раз при таком градусе человек замерзает, если оказывается без одежды и без движения.
На двадцати тысячах шагов я ощутила себя не то в кошмарном сне, не то на другой планете. И я на ней одна, больше никого нет. Не было и не будет. Двадцать тысяч шагов — это же десять километров. Два часа с минутами. Иду уже целую вечность.
Вот когда ходишь по магазинам, подарки выбираешь или отсматриваешь образцы для продажи, то время летит незаметно. А тут главное — не шизануться. Двадцать тысяч сто один, сто два, сто три…
Двадцать четыре тысячи. Стоп. Надо отдышаться.
Я встала, положила на землю фонарь, подобрала камушек, засунула в карман джинсов, ставших мне великоватыми, и растерла друг о друга озябшие руки.
Впереди. Звуки. Пока я считала вслух и шумно дышала, стараясь идти быстрее, впереди возник шум. Его появление я пропустила. Зато сейчас он явственный. Нет, не галлюцинация. Точно шум. Бурильный. Звук отбойных молотков. У мамы в Твери под окнами постоянно латают дорогу, и звук именно такой — противный. Нет, очень даже не противный. Обнадеживающий.
Подхватив фонарь, я сделала слишком широкий шаг, попала на шпалу, и нога соскользнула, чуть не подвернувшись. Стоп! Нечего заранее радоваться. Ритмично, в едином темпе, без фанатизма. Раз-два, раз-два…