— Завтра он передаст мне некоторые материалы, — сказал Горский, — а через три дня я буду в Москве и передам их Вам.
— Евгений Анатольевич, — взмолился майор, — может быть вы перезвоните и перешлёте информацию по факсу. Это очень важно. Каждый день дорог. Очень Вас прошу. Управление оплатит все Ваши телефонные счета.
— Ну, хорошо, постараюсь, — немного помедлив сказал академик. — Давйте номер факса, только полностью, чтобы я ещё не искал коды, — ворчливо произнёс Горский.
Карпенко продиктовал номер факса, непосредственно находившийся в кабинете генерала Плахтина и положил трубку, попрощавщись с академиком.
— Ну вот, хоть какие-то хорошие новости, — произнёс Николай и пересказал содержание телефонного разговора с академиком Горским.
— Надо предупредить генерала, — сказал Бурцев.
— Он меня ждёт на доклад к 17.30. Тогда и сообщу. А сейчас ещё есть четыре часа до конца рабочего дня, так что по коням.
Званцев и Жуков занимаются анкетами, — давал распоряжения майор, — я сейчас позвоню полковнику Васильеву, чтобы вам оказывали содействие.
39. 1945 год. Берлин. Завещание полковника фон Ротгера.
Он сидел за своим рабочим столом и размышлял о судьбе. Календарь показывал 15 марта. Его шеф — адмирал Канарис был заключён в концлагерь Фленсбург, за участие в заговоре против Гитлера и его участь была решена, только смертная казнь. Сам Генрих фон Ротгер провёл в тюрьме несколько месяцев, пока длилось следствие. Главные организаторы заговора во главе с одноруким и одноглазым полковником Клаусом фон Штауфенбергом, были расстреляны при подавлении заговора. Его непосредственный руководитель, генерал-майор фон Дитц, покончил жизнь самоубийством…
Генрих фон Ротгер, полковник Абвера, вышел из тюрьмы надломленным, с чувством надвигающейся неотвратимой катастрофы. Гестаповские следователи хоть и признали, что он не участвовал в заговоре, но крови попили достаточно.
Корабль адмирала «дал течь» и был расформирован, часть состава была отправлена на фронт,часть вошла в Управление разведки армий Востока, под руководством генерал-лейтенанта Гелена, другая часть рассосалась по подразделениям СД.
Фон Ротгер был отстранён от оперативной работы и занимался теперь эвакуацией архивов. На нем лежала печать недоверия. Ему было уже все равно, Германия неудержимо катилась в пропасть. Его имение в Восточной Пруссии было оккупировано русскими, его шикарный дом в пригороде Берлина разнесла английская авиабомба, похоронив под обломками жену, чего ещё осталось ждать, кроме смерти, а её он уж действительно заслужил.
Он вышел из здания РСХА и пошёл безцельно бродить по Берлинским улицам. Колонны из мальчиков, которым едва исполнилось пятнадцать, отправлялись на бойню вместе со стариками под шестьдесят, одетые в старую форму почтальонов и служащих метро. Он стоял и смотрел им вслед с мрачным лицом, понимая, что многие из них никогда не вернуться в свои дома, к своим семьям, детям. Тотальная война, объявленная Гитлером, выгребла все людские ресурсы страны, которых все равно не хватало для ведения войны.
— Во имя чего они идут на смерть, — размышлял барон, — Чтобы крикнуть в честь бесноватого фюрера «Хайль Гитлер», умирая под русскими танками. Да, история нас учила, учила, но не научила. Прав был Бисмарк, трижды раз прав. Не напади идиот-фюрер на Советы и все было бы иначе, Германия владела бы всей Европой, Африкой…
Ему ещё отдавали честь, обращая взгляд на его форму оберста.
— Где выход? — спрашивал он себя не один раз. Ещё месяц, от силы два, и с Германией будет покончено. Будет ли возрождение? Слава богу, что я отправил сына к сестре, в далёкую горную деревушку в Баварии. Там хоть будет спокойнее, когда в Берлине начнётся ад. Но где же выход?
Пройдясь по улицам, он вернулся в Управление. Пройдя к себе в кабинет и раздевшись, полковник сел за стол, достал чистый лист бумаги и начал писать:
— Дорогой сын. Уже ничего нельзя изменить. Я оставил своей сестре для тебя послание. Это очень важно. В этом заключается твоя жизнь. Найди. Ты поймёшь, что я прошу найти, когда вскроешь конверт.Если тебе не удасться это выполнить, то передай это дело внукам. Я старался по мере своих сил сделать тебя счастливым. Прости и не осуждай.
Твой отец — барон, оберст Генрих фон Ротгер.