Далее можно предположить, что, помимо гипотетических генов языка, существуют гены всех других интеллектуальных способностей. Кодируемые ими знания также были кем-то открыты в себе некими первооткрывателями, внесены ими в культурную среду и через нее переданы другим в виде устного или письменного знания. Имена многих из этих первооткрывателей мы знаем. Это Аристотель и Архимед, Леонардо да Винчи и Рафаэль, Ньютон и Дарвин, Гегель и Кант, Шекспир и Пушкин, Бетховен и Моцарт и многие-многие другие, все те, которые впервые к нашим знаниям добавили хотя бы очень маленькую деталь. Благодаря этим знаниям многие и многие другие заново открывали эти знания в себе и передавали другим. g И наконец, многие и многие другие смогли воспользоваться этими знаниями без необходимости открыть их заново в себе. Заключая эту часть нашего анализа, можно сказать, что первооткрыватели являются истинными творцами. Они вовлекают в создание культурной среды гены, которые до сих пор не были востребованы. А вот открыватели заново творчески используют уже открытые первооткрывателями знания. Остальные же учащиеся пользуются уже открытыми плодами генов, существующими уже независимо, как пользуются младенцы с еще не созревшей иммунной системой материнскими антителами, которые были им пассивно переданы через плаценту и с грудным молоком.
В заключение я хочу вернуться к тому, с чего начал, — к утверждению Винокурова о том, что одна и та же информация может быть и истиной, и банальностью. В свете высказанной выше гипотезы истина — это впервые или повторно открытое в результате творческого акта новое знание, основанное на модификации соответствующего гена. Банальность — это общедоступное знание, которое открыли первооткрыватели или открывшие его повторно и не нуждающееся в повторном открытии, что делает его доступным всем, кто пожелает. Банальность играет большую положительную роль в жизни человека и, не будучи им самим открыта. Всякое знание начинается с изучения банальности. Банальностью заполнены тысячи учебников и монографий. Так что широкое распространение банальностей, безусловно, помогает человеку выжить. Однако у банальности имеется еще одна, чрезвычайно важная функция. В процессе упорного изучения некой суммы определенных банальностей может произойти и иногда действительно происходит повторное открытие истины путем модификации соответствующих генов, модификации, которая изначально произошла у первооткрывателей. Так совершается скачок от знания к пониманию. А понимание ведет к новому знанию. Можно заключить, что информация в процессе познания совершает цикл «истина — банальность — истина».
Пользуясь незабвенной марксисткой терминологией, можно сказать, что истина первична, а банальность вторична. Или, перефразируя куда более глубокий первоисточник, сказать: «В начале была истина!»
МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ ВЕЛИКИХ ПОТРЯСЕНИЙ
«Дело о громоотводе»
В семидесятых годах XVIII века в провинциальном французском городке Сент Омер жили два приятеля, не желавшие быть провинциалами. Фамилия одного была Виссери, другого — Ланжене. Оба увлекались трудами «просветителей», старались быть в курсе последних научных открытий. Когда Франклин изобрел громоотвод, Виссери решил устроить такой же и над своим домом.
Что тут началось! Жители Сент Омера, и так косо глядевшие на друзей-вольнодумцев, забросали муниципалитет протестами против этой «адской штуки, притягивающей небесный огонь», и потребовали громоотвод снести. Виссери решил судиться и обратился к знаменитому адвокату Либорелю, а тот передал это дело своему молодому протеже, недавно получившему место в королевском суде, по имени Максимилиан Робеспьер. Двадцатитрехлетний адвокат рьяно взялся за дело: он решил столкнуть в нем мир просвещения с миром мракобесия и непременно выиграть процесс, о котором вскоре начали писать по всей Франции.
Первая речь, произнесенная Робеспьером в Аррасском суде, принесла ему громкий успех: аплодисменты, цветы от поклонниц, одобрение коллег.
Воодушевленный, уверенный в победе Робеспьер как раз работал над второй речью, призванной послать мракобесов в нокдаун, когда неожиданно получил записку от своего покровителя Либореля. «В деле о громоотводе не все так однозначно, мой молодой друг, — писал Робеспьеру его более опытный коллега.
— Пересылаю вам для ознакомления полученное мною из Парижа письмо, в котором научным языком выражается то же сомнение, что заставило меня отказаться от защиты изобретения, чрезвычайно опасного в качестве модного увлечения легкомысленных горожан…»
Робеспьер внимательно прочитал и на некоторое время впал в уныние. Двое подписавшихся — Жан Поль Марат, врач и естествоиспытатель, и Жан Антуан Кондорсе, философ и научный секретарь академии, — подробно описывали все опасности, связанные с «уловлением молний» в городах, с ошибками установки громоотводов, уже погубивших немало жизней в Новом Свете… предлагали провести «общественные чтения», чтобы подробно ознакомить горожан с этим изобретением, как было сказано в письме, «чересчур опасным, чтобы так просто отдать его в руки несведущим».
«Да черт бы вас подрал! — видимо, подумал про себя Робеспьер. — Мне завтра речь произносить… тут вся карьера под вопросом! «Общественные чтения»! Да меня тухлыми яйцами закидают!»
И он дописал свою речь. И произнес ее с блеском. И был закидан цветами.
Виссери даже преподнес своему адвокату лавровый венок. А приятель Виссери Ланжене прямо на суде обещал горожанам немедленно установить громоотвод и у себя.
А грозы той весной 1782 года начались негаданно ранние; громоотвод Ланжене устанавливали наспех; садовник, которому хозяин поручил сделать заземление, тоже поторопился, стараясь поскорей отделаться от «дьявольской», работы. В результате молния ударила прямо в основание деревянной колонны под балконом, на котором находился сам Ланжене с семейством и десятком зрителей смельчаков. К счастью, никто не погиб, но дом сгорел, а Ланжене парализовало, и он лишился речи.
О происшествии написала только одна парижская газета, да была составлена записка в Академию наук; и для всей Франции, как и для недобросовестных историков, «дело о громоотводе» так и осталось победой «партии философов», вещавшей устами Робеспьера над толпой мракобесов, права которых почему-то взялись защищать физик Марат и философ Кондорсе.
«Великие изобретения и открытия, периодически сотрясающие наш мир, всегда требовали себе жертв, — говорилось в их письме. — Но смириться с этим окончательно было бы преступлением, господа!»
КОСМОС: РАЗГОВОРЫ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ
Дыры бывают разные