Вчетвером мы загружаем два ящика в «беркут» и три в «сто десятый», перебросив в кузов «мазды» несколько сумок не первоочередной надобности и два баула трофейного железа. Тем временем возвращается «девяностый», и Лассе докладывает: мол, сеанс прошел успешно, всего-то с шестой попытки он достучался до радиовышки Нью-Кардиффа и получил подтверждение «передача принята». Валлийцы обещали сразу же все отослать, дальняя связь у них работает в штатном режиме.

Уложив в «ленд» три последних ящика, Ястреб сажает Соню за баранку «мазды» и ставит ее вторым номером в походный ордер, перед нами. Сам идет авангардом, а замыкает, как и прежде, «сто десятый» Лассе.

Так, вместе, и добираемся до найденного Хокинсом местечка ночевки — вернее, дневки, время-то едва предвечернее, до заката еще часов шесть. Долгий день получился, слишком долгий и насыщенный, вот Ястреб и объявил отдых и отбой по гарнизону. Позиция годится и от обычного зверья, и, если вдруг что, от двуногих тварей с огнестрелом.

В распадке рядом струится ручеек — курице по колено, в таком не то что купаться, даже котелок толком не наполнить, воду приходится набирать кружками. Но зато в ручейке можно намочить тряпки или там полотенца, и вместо купания этими мокрыми полотенцами как следует обтереться. Тоже метод. Соня о таком впервые услышала; Саре он памятен по Питеру, там в девяностые нередко случались перебои с водой; я же к подобному привык, как ни странно, в командировках в цивилизованную Европу — забронированная через Сеть гостиница порой оказывалась памятником архитектуры века этак семнадцатого, когда санузел для постояльцев считался ненужной роскошью… В общем, на жарком новоземельном солнышке подобное «купание» проходит почти нормально. Накрываем из утреннего сухпая стол, который в два счета и приканчиваем вместе с парой стандартных натовских саморазогревающихся рационов из запасов Ястреба. Ничего, съедобно.

А потом просто лежим и отдыхаем. Соня в весьма условном бикини принимает солнечные ванны, периодически проверяя из-под очков, любуются ли окружающие ее модельными формами. Некоторые окружающие, а именно Лассе, Рик и сам Хокинс, весьма благосклонно относятся к представленному зрелищу. Сара по поводу этого спектакля только хмыкает и замечает — по-русски, дабы не включать в беседу орденских вояк:

— Долго возишься. Вот у нас на Базе одна китаяночка — как там ее, Влад, из ваших айтишниц — Лао, Лио?..

— Мина Ляо? Она не из наших, а из банковских.

— Не важно. В общем, она, желая заполучить мужика в койку, работает куда быстрее. Сама наблюдала.

— Это где же? На пляже она ничего особенного не делала вроде.

— Не на пляже. В тренажерном зале.

Удивленно приподнимаюсь.

— Родная, с каких пор ты туда заглядываешь?

— Не смешно. Я и до того, как мы познакомились, блюсти фигуру толком не могла, а ты мне в этом совершенно не помогаешь.

Пожимаю плечами.

— И не собираюсь ничем помогать, кроме разве постельной гимнастики. Хорошей женщины чем больше, тем лучше, пока самой не мешает.

— Вот с таким твоим кредо я уже в восемнадцатый размер[23] не влезаю.

— Любимая, если ты вдруг не влезешь и в девятнадцатый, я тоже плакать не стану. Открою тебе страшный мужской секрет: размеры сброшенной женщиной одежды — это последнее, что нас в ней интересует…

— Ай, ну тебя. Короче, как-то спускаюсь на тренажеры, разогреваюсь. На перекладине, пристегнутая, чтобы зря запястья не напрягать, работает эта ваша китаяночка, а на беговых дорожках рядом пыхтят трое лосей, пытаются вернуться в форму — Гейдж и Ольсен из охранного, а третьим вроде Мервин с грузового был. В общем, Гейдж, не рассчитав режим дорожки, бежит-бежит, спотыкается и падает, толкает Мервина, тот всей тушей валится на Ольсена, а Ольсен, пытаясь устоять на ногах, цепляется за что попало, ну ему как раз под руку висящая китаяночка и попадается, не будь она пристегнута — шлепнулась бы вместе с ним, а так он вцепляется ей в трико и разом стягивает весь низ вместе с бельем. У меня ступор — не знаю, что бы я на ее месте сделала, завизжала на весь зал или сразу сгорела от смущения; а эта Ляо так спокойно отстегивается от перекладины, спрыгивает на маты полуголая, не торопясь забирает из лап у Ольсена свои одежки — он багровый, что твой рак, пытается извиниться, только дыхание сперло, — а китаяночка, одеваясь, мило щебечет: да ну что вы, какие извинения, напротив, мне очень понравилось, вы настолько уверенно и неотразимо раздеваете женщину, что я совершенно не прочь в обозримом будущем такое повторить, надумаете — я живу в апартаментах номер такой-то…

Соня, качая головой, пытается сдержать смех. А я и не пытаюсь.

— Эх, раньше бы сообразить, мы бы эту банду свалили с куда меньшими нервами!.. Впрочем, может, еще выпадет похожий случай, надо только заранее потренироваться.