— Фраерок, не борзей. А то и тачку оприходуем, и биксу твою, да и тебя под шумок могем запетушить…

— Погодь, Плафон, — добродушно скалится щекастый «мент», — ты ж видишь, бакланы залетные, тему не просекли, музыки не знают. Слушай сюда, паря. Есть у нас бугор, а у бугра баба, которая жуть как любит розовый цвет. Бабе срочно нужен подарок. Усек?

Киваю.

— А то. Эксклюзивная тачка, такой никто больше подогнать не сможет.

— Точняк, паря. Так что шматье свое можете забрать, нам оно не в кассу, и гуляйте на все четыре стороны. Слово Хомяка.

Поворачиваюсь к Саре:

— Родная, что скажешь? Раз так вежливо просят, надо помочь.

Подмигнул бы, да за темными очками все равно не видно.

— Надо, так надо, — не спорит любимая и открывает водительскую дверь.

Стоящий по правому краю, ближе всех к двери, «мент»-Хомяк видит убранство салона и издает одобрительный свист:

— Зачетная техника! Нефтяник, в натуре, знатный кусок!..

А больше он ничего не говорит: в правой руке у Сары материализуется дерринджер, двумя черными зрачками устремленный Хомяку в морду. Мой револьвер так же твердо смотрит в корпус среднему братку, а на плечах у Плафона лежат ласково-увешевающие лапищи шкафчика-Виктора. Его напарник со скучающим видом целится в троицу из бельгийского автоматика. Месье Жерар Перрье с кем-то общается по мобилке.

Троица братков появление на сцене подкрепления самым благополучным образом прохлопала, благо стояла к нему спиной, тогда как мы, разумеется, видели все это загодя.

— А теперь, любезнейший Хомяк, напомню вам одно общее правило, — доверительным полушепотом сообщает Сара, — прежде чем делать подобные предложения, неплохо бы выяснить, у кого первого, в случае чего, поедет крыша. Наша — из пяти букв, на «о» начинается. Кроссворд понятный?

Плафон выдает матерную тираду, но шевельнуться в ласковых лапах орденца не может. Хомяк, нервно облизнув губы, молчит.

— Вопрос закрыт? — интересуюсь я.

Тут неожиданно подает голос тот «спортсмен», что у меня на мушке; видать, старший из этой троицы, это его Хомяк поименовал «Нефтяником». Голос спокойный, словно на званом обеде:

— Нам тачка, вам пятьдесят кусков рыжьем. Реально нужно.

Вот почему, интересно, у некоторых вежливость прорезается, только когда их как следует повозишь мордой об стенку? Начни они разговор с такого, глядишь, и нам бы не пришлось ни нервничать, ни стволами светить, да и охрана орденского босса спокойно постояла бы в сторонке…

— Родная, машина твоя, решай. Но мне нравится.