– Да сам не понимаю… Спонтанно как-то все получилось. Хотя нет… Я понимаю, кажется. Просто Людмила сделала попытку оскорбить мои чувства, хотя и сама не догадывалась об этом. Нельзя в чужую душу залезть безнаказанно, нельзя оскорбить то, что для этой души свято. Потому она и сопротивляется так… Для самого человека неожиданно.
– А тебе идет быть сердитым, пап! Сразу такой становишься… Мужик-мужик! Нет, как она рванула отсюда, ты видел, а? – громко рассмеялась Катя, выглядывая в окно. – Даже калитку за собой не закрыла!
– Тс-с-с… Говори потише, доченька, мама спит… Она из больницы уже вернулась…
– Да я в курсе, пап. Она мне звонила утром. Спрашивала, оставила ли я вчера заявление на отсрочку регистрации в загсе.
– А ты оставила?
– Нет, пап… Я вообще туда не ходила. То есть пошла уже, когда мы с тобой из больницы вышли… А по дороге передумала. Ну что я, в самом деле, сама за свою жизнь отвечать не могу? Обязана делать так, как мама этого хочет? Ведь она манипулирует мной, ей же важно своего добиться любыми средствами! Не так важна моя жизнь, как важно ею управлять, понимаешь? А я этого вовсе не хочу… Хотя и маме тоже не хочу ничего плохого. Да, я понимаю, она такая вот, собственница… И ничего с этим не сделаешь. Родителей не выбирают, а любят их такими, какие есть. Ну да ладно, чего это я в психологию ударилась? Не время сейчас рассуждать… В общем, я уже поговорила с Олегом, пап. Только что поговорила. Сказала ему все как есть. Что никакой свадьбы не будет.
– И что? Как он отнесся к этой новости? Понял тебя, надеюсь?
– Да нет, конечно… Совсем не понял. Сказал, что я ненормальная. Что нельзя так с ним поступать… Ну, еще что-то там говорил – грубое очень… Что я его опозорить хочу, семью его опозорить… Я просто больше не могла слушать, повернулась и ушла. А Олег, наверное, к родителям побежал, не знаю… Скажет им все… Ой, что теперь будет, пап? Что будет?
– Да ничего не будет, дочка. Все решится так или иначе. Ничего, переживем, я думаю.
– Да… Надо было просто раньше ему сказать, а не тянуть столько времени! А мне все маму жалко было… И к чему привели все эти ее манипуляции, ну скажи, пап? Ни к чему хорошему не привели… Ну почему все так получается по-глупому, а?
Они и не заметили, что Лена давно стоит в дверях кухни, смотрит на них растерянно. Так смотрит, будто ее только что ударили по лицу, и в глазах застыл немой вопрос: за что? За что вы меня ударили?
– Кать… Это правда? – спросила Лена тихо, протягивая вперед руку с зажатым в пальцах телефоном. – Мне сейчас позвонила мама Олега… Это правда, Кать, да?
– Да, мам. Это правда. Я так решила, мам… – осторожно проговорила Катя, отступая. – Ты только не волнуйся, пожалуйста, ладно? Уже ведь все свершилось, уже все решено… Остается принять как факт…
– Да что ты такое говоришь, доченька? Ты убила меня сейчас и при этом говоришь – не волнуйся? Ты что творишь со мной, а? Хочешь, чтобы я снова под капельницу в больницу отправилась?
– Мам… Ну вот сейчас-то… Не надо уже, а?
– Что – не надо? Что?
– Шантажировать меня не надо! Все, мам, все! Прими этот факт, наконец! Не будет никакой свадьбы!
– Но как же… Как же я людям теперь в глаза смотреть буду… – растерянно проговорила Лена так, будто из последних сил цеплялась за эту привычную фразу. – Ну хоть ты ей скажи, Иван…
Лена глянула ему в лицо с такой надеждой, будто уверена была, что он в состоянии изменить что-то. Видимо, ничего такого в его лице она не увидела – да и что она могла в нем увидеть? Ничего, кроме сочувствия к ее неприкаянному отчаянию. И заплакала навзрыд, прислоняясь плечом к дверному косяку. В какую-то секунду ноги ее подкосились, и он едва успел подхватить ее, поддержать. И проговорил как можно увереннее:
– Все, Лен, все… Не надо так убиваться, ну что ты, в самом деле? Катя права – все ведь уже свершилось… Пойдем, я тебя в постель уложу, ты едва на ногах держишься…