– Пусть ты не тревожишься о самой себе, но подумай о своих друзьях. Подумай о своей семье.

– Друзей у меня нет, – ответила Фелиция. – Что касается родных, то те, кого я больше всего люблю, ушли раньше меня. А тетя Пенелопа, как мне кажется, утешится тем, что ей достанется мое состояние.

– А молодой человек?

– Ты же видел, каков он на самом деле. Жаль, что Господь не дал мне этого понять раньше.

– Так неужели тебе нечего желать от этого мира?

– Я хочу лишь избавиться от него.

– Тогда хотя бы прими настоящую смерть, – сказал Себастиан, – и я поведу твой дух так же, как и души тех, кого ты видела, тех, кто сбился с пути. Прими яд, перережь себе горло, прыгни с высокой башни, сделай все, что хочешь, только не навлекай на себя это проклятие. Я много веков нес его один, и лучше ничего не менять.

– Но ты не стал отвергать своей судьбы. По правде сказать, мне кажется, ты ею доволен. Тебе так нравится быть властелином жизни и смерти, стоять меж ними и холодно взирать на ту и на другую. Неужели из-за того, что я женщина, ты решил, что у меня не может быть моих собственных желаний? Ты думаешь, что я не так храбра, как ты? Но, может быть, я послана навсегда положить конец твоему одиночеству?

Себастиан резко повернулся и посмотрел на нее. Лицо его было искажено гневом.

– Одиночеству? Зачем же мне быть одиноким, когда меня могут утешить вот такие существа?

Черная комната все еще переливалась серебром. Светившиеся занавеси за спиной Себастиана затрепетали, и за ними показался силуэт. В нем было что-то бессмысленное, неловкое, злобное и невыразимо печальное. Белая рука нерешительно показалась между штор, и Фелиция невольно ахнула. Существо, вошедшее в комнату, прежде было мальчишкой. Его патлатые волосы были рыжими, но вот лицо, с полуоткрытым ртом, казалось почти серым, взгляд выдавал слабоумие. С губ капала слюна, зубы были остры. Он проковылял к Себастиану. Одна нога у мальчишки была сломана и перекручена.

– Пожалуйста, сэр, – пролепетал он.

– Боже, Себастиан! – воскликнула Фелиция. – Кто это?

– Кладбищенский воришка. Он сказал, что зовут его Генри Донахью. Я застал его с товарищем за работой и второго парня убил там же, на месте, но к моменту, когда я догнал юного Донахью, во мне разгорелась такая ярость, я так взалкал крови, что набросился на него и утолил жажду. И вот во что он превратился: один из живых мертвецов, совершенно безумный. Мне стоило его уничтожить, и это я обязательно сделаю, но теперь я доволен, что не поторопился с этим. Посмотри на него. В такое существо ты хочешь превратиться?

Мертвый мальчик повернулся на голос Фелиции и зашагал к ней, волоча по черному ковру искалеченную ногу; он не сводил взгляда с ее горла. Девушка вдруг почувствовала себя голой и беззащитной.

– Пожалуйста, мисс, – сказал мальчик. И прикоснулся к ней.

Тут же руки его потянулись к ее горлу; она попыталась оттолкнуть его, а он уже лязгал в воздухе своими грязными зубками. Пальцы у него оказались невероятно сильные. Фелиция закричала.

Мальчик почти уложил ее на черный стол, но тут Себастиан схватил его за рыжие вихры и вышвырнул вон из комнаты. Половина скальпа мальчишки осталась в руке у Себастиана, так что голова его превратилась в сплошную рану, из которой, правда, не показалось ни капельки крови; Генри снова пополз по полу в неумолимом стремлении добраться до намеченной жертвы.

Себастиан опять бросился на него, схватил за изуродованную ногу и потащил сердито рычащую тварь прочь из комнаты, за бархатный занавес.

Фелиция осталась одна. Сердце ее колотилось, она бешено ловила ртом воздух. Она испытывала ужас, но вместе с тем и радость. Фелиция слезла со стола и рухнула на стул черного дерева. Из какого-то дальнего уголка дома донесся пронзительный вопль боли; он становился все громче и громче, а потом внезапно прекратился. Фелиция поняла, что этого мальчишку больше никогда не увидит.