— Ох, Джастин!..

— Она догадалась. Так что я лишусь работы, — он разводит руками. — Прекрасно. Я веду к тому, что теперь не тебе одной решать, что делать, а нам.

Эта затея с самого начала была общей, но теперь Сэм видит — в самый первый раз, — что их дороги расходятся.

— И чего же ты хочешь от меня?

— Исполни наш уговор. Перед нами историческая возможность. Перед тобой и мной. Охренеть, какая огромная. Речь идет о том, чтобы положить конец новой эпохе феодализма здесь, в Америке, и по всему миру…

— Ох, Джастин…

— …эпохе порабощения военно-промышленным комплексом…

— Джастин…

— …обладающим нерушимым правом принуждения, промывки мозгов и подавления. То самое дерьмо, против которого предостерегал нас Оруэлл. И дать ответ — наше дело. Если не мы, то кто?

Ей остается лишь вздохнуть. Дорогой, возмущенный, добрый, рвущийся в бой Джастин, ведущий сегодня завтрашние войны, одинокий боец на баррикадах, радикал, зародившийся в недрах того самого учреждения, которому противостоит, явно готовый идти на крайние жертвы — обостренное чувство долга просто неотделимо от его личности, и в этом он довольно схож с Уорреном.

— Меня волнует только Уоррен, — провозглашает Сэм, выплескивая остатки кофе в костер, и он с шипением испаряется на горячих углях.

— Однажды ты сказала мне, что Сая надо остановить. Прямая цитата: «Этого человека надо остановить». Ты была в таком же гневе, как и я.

— Никто не бывает в таком же гневе, как ты. А теперь мне надо переодеться для встречи с мультимиллиардером.

Она забирается обратно в палатку. А когда снова выходит, Джастин вручает ей стопку бумаг.

— Если понадобится, предъяви ему это. Скажи, что это копии. Так оно и есть. Скажи ему, что у тебя есть оригиналы. Посмотри, как изменится выражение его лица.

Сэм берет стопку обеими руками.

— Один вопрос. Мы до сих пор у него в ноутбуке, да? Твоя шпионская софтинка.

— Угу. Сечет каждое нажатие клавиши.

— И он не догадывается?

— Пока нет.