Внезапно что-то заслонило полыхающее небо. Переврат отлетел в сторону. Джейм слышала, как хрустнули его кости, когда он упал на землю в дюжине футов от нее. Над перевратом склонилась огромная, темная фигура, пахнуло острым мускусным ароматом. Аррин-кен все-таки появился.
–
– Но и не так уж много, – огрызнулся переврат. – Кстати, ты, кажется, сломал мне ноги.
– Ты не осмелишься! Я любимец самого Мастера! Только тронь меня, и он повесит твою шелудивую шкуру на стену среди таких же!
Мурлыканье перешло в рычание. Оно становилось все глубже, в нем слилось множество голосов – словно ручейки, впадающие в море.
Переврат затрясся.
– Думаешь, ты такой мудрый, такой благородный, – прошипел он, – а я дурак, перешедший на сторону победителя, выигравший бессмертие? Пусть ваш разлюбезный бог сколько угодно морочит вам головы, а я тебе скажу, что мой лорд ценит меня, а Тьма ценит его, и они оба за меня отомстят!
Гигантский кот широко раскрыл светящиеся глаза. В их глубине переврат увидел себя и передернулся от отвращения.
Переврат заскулил и попытался отодвинуться, но аррин-кен не глядя пригвоздил его к земле тяжелой лапой.
С этими словами громадный зверь поднялся во весь рост. Как кот, играющий с пойманной мышью, подхватил он переврата, подбросил в воздух – и тот полетел прямиком в ледяную расселину. Крик Мразаля все удалялся, пока резко не оборвался. Потом гигантский кот повернулся к пламени и негромким голосом, сотканным из множества голосов, произнес одно только слово. Огонь увял. И буря вокруг утихла, ночное небо мерцало тысячами разбросанных по нему звезд, и полная луна выставила краешек из-за плеча горы Тимор, озаряя раскинувшиеся внизу скалы, играя в струях водопадов. Здесь и там над остывающими камнями со свистом поднимался пар. Аррин-кен обернулся к Джейм:
Джейм попыталась говорить, но из груди ее вырвался лишь хрип.
–
Поверх него, но не сливаясь с ним, тек мерный гул других голосов, которые, как внезапно поняла Джейм, принадлежали другим аррин-кенам, скрывающимся в своих одиноких убежищах. Один сопровождался шорохом листвы, другой – звоном горного ручья, в третий вплетался грохот морского прибоя. И все они говорили о ней.