Таким образом, «политическая Литва» оказалась в роли «парадоксальной периферии»: окраины этнографических ареалов восточных славян и литовцев образовали политическое ядро государства, в то время как «коренные» и этнографически более «чистые» славянские и литовские области — «Русь» и Жемайтия — в это ядро не вошли.

Будучи ядром ВКЛ, «политическая Литва» закономерно определяла и направление развития государства. Именно здесь формируется специфическая «литвинская» политическая идентичность; политический класс Литвы, невзирая на этническую разнородность, выступает как единое целое. Первоначально идя по пути принятия древнерусской политической культуры, «политическая Литва» после Кревской унии осуществляет католическую переориентацию, причем в этот процесс втягивается и проживающая здесь русская по происхождению аристократия и шляхта.

Окраины государства реагируют на подобный поворот политической судьбы неодинаково. Жемайтия — этнографическая Литва, не вошедшая в политическое ядро ВКЛ, — относительно бесконфликтно обращается в католицизм. Русь, имеющая давнюю православную традицию, оказывает сопротивление окатоличиванию.

Тем не менее, до Люблинской унии православному населению довольно успешно удавалось бороться за свои права, а этнополитическая и религиозная ситуация характеризовалась высокой степенью терпимости. Люблинская уния катализировала и резко ускорила процессы полонизации и западной геокультурной переориентации литовской и западнорусской аристократии. Русская культура постепенно утрачивает роль важного государствообразующего элемента ВКЛ, вытесняется на нижние этажи социальной иерархии.

В это же время приходит конец относительной религиозной и национальной терпимости, и русское население ВКЛ оказывается не просто маргинализующимся, но и активно преследуемым элементом политической системы княжества.

Очевидно, гонения на православных ВКЛ имели глубинную историческую подоплеку. Преимущественно русский характер государственной культуры и относительная «мягкость» внутреннего устройства делали государственный проект ВКЛ на ранних его стадиях привлекательным для многих русских областей. В период максимального территориального расширения в состав ВКЛ входили земли нынешних Смоленской, Брянской, частично Орловской областей РФ, а также дальнее Подмосковье. Последующая переориентация правящих кругов ВКЛ на Польшу и Западную Европу привела к отпадению этих обширных территорий и усилению северо-восточного русского центра — Москвы.

По мнению российского политолога Вадима Цымбурского, в XVI веке Россия оформляется как особая цивилизация, обладающая относительно самодостаточным геополитическим ареалом, особой формой «огосударствленной социальности» (самодержавная монархия) и «сакральной вертикалью», то есть доктриной, легитимирующей исключительность и единственную правильность данного цивилизационного проекта^{{36, c. 217–218}}. В Москве на первоначальных этапах в этом качестве выступала концепция Третьего Рима, представлявшая Россию в качестве острова, или последнего оплота истинной веры среди потопа ереси и безверия.

Выступая в качестве русского цивилизационного проекта, Россия, очевидно, становилась привлекательной и для значительной части населения древнерусских земель, оказавшихся в составе ВКЛ и Польши. Исповедуя православие и считая себя русскими, эти люди закономерно видели в Москве защитника и гаранта своих политических прав и свободы совести.

Отпадение от ВКЛ обширных русских вотчин дестабилизировало и те западнорусские области (Восточная Беларусь), которые остались в составе княжества. Эти территории становятся не только объектом постоянных притязаний Москвы, претендующей на собирание «всея Руси», но и сами обнаруживают серьезную политическую неблагонадежность (напр., восстание Глинского в XV веке грозило отпадением восточнобелорусских земель по Березину).

Дальнейшее усиление Москвы и политическая дискриминация православных со всей остротой ставят вопрос о политическом единстве ВКЛ.

Поскольку правящие круги государства сделали выбор в пользу католицизма и полонизма, русское население закономерно оказывается в положении изгоев.

В XVII–XVIII веках политическая Литва оформляется как регион, геополитически и геокультурно ориентированный на Польшу. Польская политическая культура и язык распространяются в среде литовского правящего класса, а «литвинская» идентичность становится местной вариацией общепольской.

Процессы полонизации охватывают и Русь, однако она по-прежнему сохраняет характер окраинного, пограничного с Россией региона, где польско-литовская традиция носит поверхностный, неустойчивый характер.

Возможно, польско-литовская ассимиляция Западной Руси была бы доведена до логического завершения, получи Речь Посполитая исторический шанс. Однако история рассудила иначе.

С ликвидацией Речи Посполитой и вхождением «политической Литвы» и «Руси» (Восточной Беларуси) в состав Российской империи наметилось усиление дезинтеграционных процессов этих двух регионов ВКЛ. Особенно заметным оно стало в результате активных деполонизаторских мер имперских властей в середине и второй половине 19 в.

Разделение Северо-Западного края на два этнокультурных региона — Белоруссию (именно в таком написании фигурировали земли Восточной Беларуси в трудах российских этнографов) и Литву — четко фиксируется в этнографических описаниях второй половины XIX века.

Характерно, что этнографы XIX века были склонны объединять под названием «Белоруссия» не только восточные земли бывшего ВКЛ, но значительную часть Смоленской губернии. Эти земли также входили в состав ВКЛ и были этнографически близки к Восточной Беларуси. Однако Смоленщина гораздо раньше перешла под контроль России, что обусловило здесь значительную нивелировку этнокультурных отличий от великорусского окружения.

Объединение Восточной Беларуси и Смоленщины в единый этнографический регион — Белоруссию — говорит о том, что во второй половине XIX века в Восточной Беларуси также шли активные процессы интеграции с Великороссией.

Сложные этнополитические процессы протекали во второй половине XIX века в «политической Литве». С одной стороны, результатом деполонизаторской политики имперских властей стало определенное отчуждение этого края от коренной Польши. Вместе с тем, «западнорусская» идеология, бывшая вполне органичной для Восточной Беларуси, в «политической Литве» не прижилась. Тому можно назвать ряд причин: и гораздо более сильную полонизацию «политической Литвы» в сравнении с Белоруссией, более пестрый этнический состав (помимо белорусов, поляков и евреев значительную долю населения составляли литовцы), а также историческую память об автохтонной «литвинской» политической традиции.

Обособление «политической Литвы» от Польши могло бы стать ренессансом «литвинизма» как апелляции к государственной традиции ВКЛ. Однако здесь возникал ряд трудностей. ВКЛ было средневековым государством, политическую жизнь которого определяло лишь высшее сословие, которое имело специфическую культуру, весьма далекую от культуры основной массы населения. Построение же современной нации требовало активного участия в политической жизни всего общества, а значит, и выработки такого набора ценностей, которые были бы близки весьма разнородным социальным и этническим группам.