Приэлла кивнула.

— Когда я получила твое письмо, я сделала все в точности так, как ты говорила. Я закрылась внутри и стала ждать родителей. Они уехали, как только окончилась война, чтобы восстановить торговлю с нашими партнерами на севере.

Родители Приэллы ехали по тем же дорогам, по которым возвращались солдаты. Это означало, что они оказались в облаке чумы. Я уже предвидела, чем закончится рассказ Приэллы.

—  Они сказали, что их не будет всего несколько дней. Я ждала и ждала, но они так и не вернулись. Как только разнесся слух о чуме, слуги сбежали. Они сказали, что попытаются спастись за городом. Но я помнила твое предостережение, и я осталась. Одна!

Я положила руку ей на плечо, чтобы успокоить ее, потому что по ее щекам струились слезы.

—  Я поняла, что мои родители умерли. Иначе они ни за что не оставили бы меня так надолго, ничего о себе не сообщив. Но я не знала, что делать! А потом я услышала стук в дверь. Мне было так страшно, что я не вышла на этот стук. Я выглянула из окна и увидела твое лицо. Ты и представить себе не можешь, как я была счастлива. Я думала, что наконец-то спасена. Я поспешила вниз, но к тому времени, когда я выскочила из дома, тебя уже не было.

— Мне так жаль, — прошептала я. — Мне так жаль.

—  Я не знала, что делать. Но сегодня я решила, что лучше рискну заразиться чумой, чем еще хоть на день останусь в этом доме одна.

Тени сгущались. Свеча, которую я принесла с собой, и светильник Миллисент потухли во время нашей борьбы. Мы с Приэллой рисковали очутиться в полной темноте, и кто знал, какие еще опасности мог таить в себе заброшенный замок.

— Я так рада, что ты пришла. Но нам нельзя здесь оставаться.

Я оглянулась на Миллисент, эту кучу костлявых конечностей, нисколько не напоминающих величественную фигуру, некогда имевшую надо мной такую власть. Она была мертва. Почему же в таком случае у меня внутри было так пусто?

Внезапно я вспомнила о Розе, которая все это время лежала одна. Без моих беспрестанных уговоров она могла отказаться от борьбы за жизнь.

—  Пойдем, — позвала я Приэллу, — мы должны вернуться в комнату принцессы.

Когда мы вошли в спальню Розы, у меня оборвалось сердце, потому что девушка лежала так неподвижно, что напоминала высеченное на надгробной плите изваяние. Затем она нерешительно повернула голову на звук моих шагов. Ее щеки были розовыми, но не пылали жаром, так пугавшим меня все предыдущие дни. Ее глаза воспалились, а кожа блестела от пота, но моя ненаглядная Красавица пришла в себя. Жар спал. Роза выжила.

Я думала, что, если Роза выживет, я упаду на колени в благодарственной молитве. И я действительно упала на пол, но не для того, чтобы возносить хвалу Господу. Я рухнула, потому что у меня совершенно не осталось сил и ноги меня больше не держали. Меня охватило невероятное облегчение. Одновременно к горлу подступил комок невыплаканного горя, и я разрыдалась. Я стонала и всхлипывала, оплакивая короля и королеву, а также всех тех позабытых и неоплаканных людей, которые лежали в королевской часовне. Я оплакивала родных Приэллы и мою собственную семью, моих несчастных умерших братьев, которые за свою недолгую жизнь не видели ничего, кроме голода и лишений. И я оплакивала ту юную и невинную девушку, которой я была и которая умерла вместе со всеми остальными.

Раздался шорох простыней. Я подняла подол платья, чтобы отереть слезы и высморкаться, и отвела с лица растрепавшиеся волосы, рваными прядями падающие мне на лоб и щеки. Прислонившись к кровати, я положила голову на подушку, рядом с лицом Розы. Она растерянно смотрела на меня, и я поняла, что ее рассудок еще не прояснился.

— Элиза.

Ее голос был очень слаб и скорее напоминал эхо, доносящееся из далекого коридора.

— Я здесь, моя дорогая.

Роза смотрела через мое плечо, пытаясь понять, кто эта незнакомая девушка, которая вошла в ее комнату.