Что ж, сейчас Элизе казалось, что в груди у нее бьет крыльями целая стая дроздов. И она не знала, что делать с этими птицами. Она развернулась и зашагала вперед.

— И тем не менее я настаиваю на своем, господин Шартье. Мы слишком часто находимся в обществе друг друга, и у нас есть общие интересы — именно это и позволяет мне считать нас друзьями. И следовательно, вы можете называть меня Элизой, а я, если уж простите мою дерзость, позволю себе называть вас Себастьяном.

Он отрывисто засмеялся.

— Боже мой, вы уже дерзите.

— И веду себя неучтиво, — коротко добавила она. — Вы должны признать, что кто-то должен проявить неучтивость, если он вынужден постоянно повторять одно и то же: «Вы ошибаетесь, Себастьян», или «Что вы здесь делаете, Себастьян», или «Вы сошли с ума, Себастьян».

От улыбки уголки его рта слегка дернулись.

— Я не знаю, осознаете ли вы, как вам повезло, что вы не алусианка.

— Отнюдь, я совершенно точно осознаю все преимущества того, что я подданная Британии. Себастьян — это ваше фамильное имя?

— Так звали моего прапрапрадеда, короля Себастьяна. А ваше?

— В моей семье никого так не звали. Маме просто понравилось это имя, только и всего.

— А где сейчас ваша матушка?

— Уже давно покинула этот мир. А ваша?

— В Алусии.

— Тогда вам повезло. Я бы очень хотела, чтобы моя мама была рядом. — Элиза оглянулась через плечо и заметила двух следующих за ними мужчин, тоже переодетых в извозчиков. — Это ваши люди? — прошептала она.

— Если вы имеете в виду мою охрану, то да, — игриво прошептал он. — А вы привлечете к ним меньше внимания, если не станете на них постоянно оглядываться.

Элиза смотрела прямо перед собой. Она неожиданно засмеялась.

— Ваши подданные, должно быть, считают, что вы утратили разум.

— О, нисколько в этом не сомневаюсь, — согласился он и улыбнулся в ответ. — Но у них никогда не хватало дерзости, чтобы поделиться своими соображениями. Единственное, что я знаю, — это то, что один из них виновен в смерти Матуса.

Элиза ахнула:

— Нет! Постойте, вы действительно так думаете?