Брунг, видать, обиделся и взревел, и тут страшно стало всем нам. На нас рванули со всех сторон. Брунги, как оказалось, в высокой траве и в кустах вокруг мирно отдыхали. Получив сигнал опасности от своего товарища, они все рванули на нас. Мы еле выскочили из своеобразного окружения, и здесь открылась вторая радостная новость — эти звери не уступали нам в скорости. Вот и летели мы, а за нами смерть в виде огромного стада. Я повел наш эскадрон к приготовленной ловушке в надежде, что там мы сможем оторваться от зверей. Расчет удался на все сто. Сами ямы мы обогнули по краю, благо не забыли на всякий случай по краям повтыкать веток. По таким своеобразным вехам мы и обошли минное поле.
Наши труды не пропали даром: брунги в ловушку влетели со всего маху и стали ломать себе ноги и шеи. К тому же оказалось, эти двухтонные локомотивы бегают быстро, а вот останавливается не умеют. Они так и перли буром за нами. Мы не стали останавливаться, а помчались дальше по прямой. За лесом без передышки мы сделали круг и зашли к нашей полянке с другой стороны, оторвавшись от преследователей. Вот тут нашим глазам предстала ужасная картина.
На поляне около сорока брунгов в различной степени повреждения ревели и хрипели от боли. Мне аж жаль их стало. Чтобы не смотреть на их страдания, я выбрал двоих молодых орков и велел им скакать к нашему каравану. Пусть вышлют людей, чтобы добили и разделали туши, а также передадут привет шаману. Остальным отрядом мы поскакали дальше на разведку. Псы меня порадовали: все время держались рядом со мной и никуда не отходили без моего приказа. Хотя, судя по эмоциям вожака, они бы с радостью убежали вообще отсюда подальше. Честно, я их чувства в полной мере ощутил, когда убегал от целого стада.
Так мы и ехали вперед, я летал в мечтах и считал, сколько мне примерно денег перепадет и что с ними стоит сделать. Орки, походу, тоже летали в тех же облаках, пока меня из задумчивости не вывел вожак псов громким рыком, мгновенно вернув на грешную землю. Перед нами в метрах в ста готовились сорваться в лобовую атаку наши старые друзья — брунги, в почти полном составе. Я-то думал, они от нас отстали и думать забыли о нас, ан нет. Мы еле успели перед самым их носом повернуть хоргов. Даже не пришлось их погонять, сами рванули. Псы от нас не отставали, даже немного впереди бежали, как пить дать дорогу разведывали.
А я же оказался замыкающим, мой хорг потихоньку отставал от других, я лоханулся при выборе зверя. Да, он самый крупный, да, он был в молодости самым-самым, но в молодости. Видать, мой зверь оказался под стать бывшему хозяину и мог похвастаться не одним десятком годков, прожитых под этим солнцем, а как ни крути, возраст всегда возьмет свое.
Когда Гург стал оборачиваться и притормаживать своего хорга, я сделал по-настоящему героическую вещь, кстати, совсем несвойственную мне, как я думал, — самопожертвование. Нет, я не спрыгнул под копыта разъяренному стаду, просто приказал уходить вперед и скакать к каравану. А сам я, как оторвусь, догоню.
Только тогда они пришпорили своих хоргов и стали отдаляться, постепенно увеличивая расстояние. Ну кто меня подталкивал выбрать самого большого, жаба? Вот и сидим в полной куче дерьма. И играем по-настоящему в салочки со стадом, где в спину дышит смерть, в прямом смысле дышит, между прочим. А эти твари также молча мчались за моей спиной, только слышно было их пыхтение из десятков глоток. А топота не было потому, что эти твари оказались непарнокопытными, а черт его знает какими. У них вместо копыт были подушки с когтями. Ну зачем травоядным когти, зачем? Корешки, что ли, выкапывать?
Но мне никто не ответил. Хотя лучик надежды пробился для меня среди туч обреченности, так как я понемногу по чуть-чуть стал увеличивать расстояние. Отыгрывал метры, разделявшие меня и смерть в виде целого стада брунгов. Мы потихоньку отрывались от них. Где-то через три часа бешеного галопа впереди показалась дорога. Я потихоньку стал менять угол бега, чтобы потом уже мчаться по дороге. Я не боялся вывести стадо на наш караван, он по-любому должен оставаться позади. Мы двигаемся с такой скоростью, аж жуть берет. Еще через час отметил, что собаки совсем начали сдавать.
— Ну что, шавки, устали? А надо было бежать за Гургом, когда вам предлагали. Вы же, типа, не поняли, а еще имеете статус полуразумных тварей. Давайте, прибавляйте газу и уходите к каравану. Что, опять не понимаете или гордые такие?
Я еще раз попробовал отправить им мысленную команду. Опять с тем же результатом, только в ответ получил тоску. Не хотите бросать меня в беде, значит, тогда попробуем по-другому. Я постарался передать им мысленный приказ следовать за мной немного сбоку от стада. Такую команду пес принял и что-то прогавкал на своем собачьем, они ускорились и ушли сторону от стада. Я же прижался посильней грудью к телу моего хорга для уменьшения сопротивления воздуха. Черт, у брунгов в попе по реактивному двигателю торчит, что ли? Я не вижу, чтобы они устали. Мы мчимся не один час, а им хоть бы хны, даже не вспотели. Перед самым закатом, когда я уже начал молиться за упокой души, а хорг держался из последних сил, боги улыбнулись мне своей божественной улыбкой, и богиня, отвечающая за удачу, меня поцеловала.
За поворотом показалось очень много костров. Когда я уже собрался резко сворачивать, чтобы попытаться спасти лагерь, мне в глаза бросилось зеленое знамя. Ну держите тогда, фашисты, гранату, погибать — так с музыкой. Я направил хорга прямо в центр лагеря, привстал на стременах и что есть силы закричал.
Урга-а-а-а — боевой клич орочьих всадников. Ну надо же что-нибудь кричать от страха. По-моему, тут было из-за чего кричать — впереди лагерь, а в нем до хрена и еще немного воинов. А за спиной более сотни разъяренных брунгов. Так что имею полное право на легкий испуг.
Так я и мчался через весь лагерь, стараясь не останавливаться. Хоть и с трудом, но прорвался к центру лагеря, сбивая солдат, что в панике начали метаться. За моей спиной шло напролом стадо. Оно уничтожало все живое на своем пути. В отличие от меня, брунги не были стеснены в своих маневрах, хотя и не стремились кого-либо или что-либо обходить. Рассуждая на манер носорога, кому надо тот отойдет, а нет — земля тебе пухом. Плюс поводки, палатки и костры — все это замедляло их и даже останавливало, давая мне шанс.
Когда я уже поверил в свое спасение, опять начало везти как утопленнику. В центре лагеря народ собрался в строй и поблескивал копьями. Я на секунду замешкался и выстрелил из арбалета в самого активного. Вроде даже попал в него, погнал хорга прямо на строй и мысленно представил, что мы перепрыгиваем, а не пробиваем строй копейщиков. Ура! У меня получилось: мы перепрыгнули и вырвались из лагеря. Забравшись на холм немного в стороне, я стал смотреть на битву, давая возможность немного отдохнуть хоргу. Он дышал как загнанная лошадь, да и сам я держался даже не из последних сил, а чисто на природном русском упрямстве.
Внизу разворачивалась настоящая драма. Там кипела бойня, только кое-где были очаги сопротивления, а так всех затаптывали брунги. Воины не убегали, а стояли насмерть и умирали под тушами животных, но иногда забирали их с собой. Внизу постепенно таяли оба войска, а я стоял на вершине холма, не в силах уйти и отвести взгляд от побоища. Примерно через полчаса подбежали псы и сразу упали на животы у моих ног. Я мысленно поблагодарил, что они не бросили меня в беде. А у самого потеплело немного на душе — в такие моменты понимаешь, что ты не одинок в этом магическом мире. В лагере внизу уже заканчивалась бойня, там остался только круг примерно из двадцати бойцов. Они стояли плотно друг к другу и умудрялись сдерживать двухтонных животных. Да и самих брунгов осталось с десяток особей, все они были, скорее всего, мужского пола, телята и самки уже все были убиты, как самые слабые особи.
Вот самый большой из них взревел, и все оставшиеся в живых брунги стали сбегаться к нему. Они выстраивались в своеобразный клин и готовились к единому рывку. Повстанцы срочно перестраивались в две шеренги, и тут я увидел, что часть этих бойцов были с четырьмя руками, и ростом они выше людей и намного шире в плечах. Вот почему они выжили и дали отпор: каждый из них держал по два копья и, один конец уперев в землю, тем самым умудрялся сдерживать напор животных, а люди их уже добивали.
Брунги оказались тоже не пальцем деланные, самый крупный бык издал трубный звук и собрал остатки стада. Когда они образовали подобие клина, повел их в атаку, в последний момент они разделились на три клина. Первый ударил в центр, а два других зашли с боков и разбили строй. Дальше у них уже бой шел не строй на строй, а одиночные схватки. А брунги не так просты оказались, вон как себя ведут. Нет, на них я больше не буду охотиться, ну его на фиг.
Что за мир, куда ни кинь — всюду полуразумные твари. Обыкновенные быки не разделились бы на три клина. Пока я так размышлял, схватка подходила к концу: четверорукие бойцы добивали последних двух быков. Правда, их осталось всего трое, и они были изранены настолько, что еле стояли на ногах.
— Ну что, мое воинство, будем добивать их или просто поедем отседова от греха подальше? А давай попробуем добить, сразу и отомстим за храм, и к тому же вон сколько добычи пропадет. А мне только за шкуры брунгов по золотому обещали. Качество материала и количество дырок в них мы не оговаривали, да тут и другого добра хватает.
Вот и погнала меня жаба в бой, ну не жадность же, в самом деле. К тому моменту, как я добрался до оставшихся четвероруких бойцов, они добили быков. Правда, и в живых у них остался только один боец на ногах, а другой полулежал. Я как честный человек, немного не доезжая до них, разрядил арбалет в грудь тому, кто стоял на ногах. А чего вы хотели, честного боя между огромным четвероруким гигантом против меня? Метр в кепке и пяти лет от роду? Битва Голиафа против Давида. Ага, сейчас, шнурки поглажу и сражусь честно в моем понимании, хотя и Давид не силушкой богатырской с ним мерился, а из пращи свинцовой гирькой угостил.