Вокруг послышался приглушенный гусиный гогот. Рядом стояла еще одна кикимора, стыдливо переминаясь с лапки на лапку, а поодаль еще одна, а дальше еще, и еще, и все из этих всех внимательно слушали рассказ про былые времена.
И как-то внезапно их особенно много оказалось, и все рядом.
Я резко ощутила, что мне срочно нужен первый злодей изнанки. Ну, вот прям вынь и положь мне его сюда. Пока его будут бить кикиморы за экологический бандитизм, я успею убежать.
– Извините? А вы моего спутника не видели? – отважилась я на вопрос.
– Какого спутника? Ты здесь одна была.
Она издевается, что ли?! Не врубилась с первого раза я. Но стоило посмотреть кикиморе в прищуренные смеющиеся глаза, до меня дошло: не просто издевается – троллит, пиявка болотная, и про трёхголовых горынычей и про экологическую катастрофу зубы заговаривает.
Возбужденный гогот и шипение раздались уже совсем близко.
Кикиморы окружали. Не все из них были одеты в сарафаны, некоторые щеголяли расписными китайскими халатиками, теми самыми неопределённого размера с молнией впереди, в крупный аляповатый цветок.
«Так, значит, выход в реальность здесь имеется». – Быстренько сообразила я.
Ладно, моя задача вывести эту зеленую заразу на чистую воду. Я еще окончательно не сошла с ума, чтобы не помнить, с кем пришла на болота. Такого наглеца, как Кощей, раз увидишь – не скоро забудешь. С другой стороны, я мечтала уже забыть и развидеть этого не в меру ретивого мимокрокодила, черт с ним, пусть где-нибудь здесь в этих топях сгинет. И все бы было ничего и все бы было ладненько, только вот я начинала всерьез беспокоиться: куда же он запропастился?
– Так кто, вы говорите, здесь устроил экологическую катастрофу? – Переспросила я у ждущей вопроса кикиморы.
– Он! – Обвиняюще гаркнула нечисть. – Кощей!
– Э-э-э? – у меня случился разрыв шаблона. Я вопросительно ткнула большим пальцем за спину в сторону землянки и уточнила. – Тот самый Кощей, с которым я пришла?
– Та, не-а! Тот, с кем ты не приходила сюда, тот так, сыночек его, а я имела ввиду Кощея-старшего бессмертного. – Нагло усмехаясь, разъяснила кикимора и платочек так кокетливо под подбородком перевязала. – Понаехал тут со своими подручными, понастроил заводов и прочего, житья не стало. Реки запрудил, луга залил, болота осушил, все с ног на голову поставил. Засел в костяных чертогах, в железных горах и не выходит. А нам здесь житья нет. Ты пей-пей чай, – и улыбается так хитро, двуличная гадина. – Нам бы, конечно, до самого старшого злыдня добраться, ну ничего, нам и младшенький злодей сгодится. Мы через него все исправим. Ну как, вкусный чаек? – интересуется болотница, а я уже злиться начинаю и понимаю, что от столь вопиющей наглости меня начинает нести. Защитная реакция такая на грандиозное неуважение к Бабам Ягам.
Вот нет у меня чувства собственного сохранения, да и других я не жалею. И ничто меня уму-разуму не учит, потому я вновь, не думая, открыла рот, отхлебнула глоток чайку и полезла давать непрошенные советы.
– А вы здесь филиал движения Гринпис откройте! – зло предложила я.
– Нет, дорогуша, Гринпис – это все цветочки! Привязывая себя к деревьям, устраивая марш-протесты и размахивая плакатами, ничего не добьешься, у нас другой план есть, – и кикимора загоготала, как заправский злодей. Того и гляди, Кощею-младшему фору даст в сто очков.
– Ну, дело ваше, мое – предложить. У меня встречный вопрос: а тот, с кем я сюда не приходила, он где сейчас? – спросила и осознала, что почему-то не могу вспомнить имя того, с кем на болота пришла. Размытый образ помню, чувствую, что бесит он меня несказанно, а вот имя из головы внезапно вылетело.
– Занят, милая моя, очень сильно занят и еще долго будет. Он у нас тут каждый пенек, каждую кочку после своего бати исправит, даже если у него это займет сотни лет. Ты пей чаек, пей.
Я резко выплеснула пойло на землю, понимая: еще глоток – и собственное имя забуду. Домик, который в это время разглядывал гусиные лапки у одной из кикимор, шарахнулся в сторону.