Обошлось, не упрекнули, даже благодарность получил за правильные и грамотные действия экипажа.

Проводку заменили быстро, после опробовали двигатель. Он запустился легко. Прогрели до рабочей температуры, погоняли на всех режимах. Работает без нареканий. Проконтролировали работу других систем, в первую очередь электрических цепей. Инженер поставил подпись о готовности самолета. Пока экипаж отдыхал, самолет заправили, облили противообледенительной жидкостью, основу которой составлял спирт.

Утром экипаж занял места, запустил моторы, прогрел. От здания аэропорта – нового, красивого, с колоннами, в духе сталинского ампира, только что сданного в эксплуатацию, потянулись пассажиры. Началась посадка. Все места заняты, стюардесса закрыла дверь.

– Терек, я борт 48151, разрешите рулежку?

– Разрешаю.

Аэропорт имел позывной «Терек». Аэродромов было два. Один, называемый «Центральным», имел полосу в 2 500 метров, бетонную. Второй неподалеку, для местных авиалиний, имел полосу в 970 метров. В случае необходимости можно было приземлиться там. На полетной карте отмечены все аэродромы, пригодные для посадки, даже с грунтовой полосой. Когда прижмет, сгодятся и они.

Перед взлетом и в процессе его самый оживленный радиообмен с КДП.

– Терек, я борт 48151, разрешите занять полосу.

– Борт 48151, разрешаю.

Вырулили на взлетную полосу. Впереди два с половиной километра бетонки, для взлета надо всего пятьсот метров. Полоса явно построена с прицелом на более тяжелые самолеты. Немного позже оказалось – турбовинтовые и реактивные.

Удерживая самолет на тормозах, вывели моторы на нормальный взлетный режим, по фюзеляжу дрожь побежала. Температура масла и головок двигателей нормальная.

– Терек, я борт 48151, разрешите взлет?

– Разрешаю.

Обороты почти максимальные, отпустили тормоза. Самолет сначала нехотя, но через секунды все быстрее начал разбег, вжимая пассажиров в кресла. Скороподъемность у Ил-14 неплохая. Несколько минут и уже заняли эшелон в две тысячи метров. Ветер весь путь был попутный, и полет оказался на полчаса короче, чем в Хабаровск.

Через месяц ударили первые морозы, выпал снег. Для кого-то красота. Снег белым покрывалом укрыл голые деревья, пожухлую траву. Для других снег и морозы – сплошные проблемы. Технику эксплуатировать сложно, масла и прочие технические жидкости густеют, застывают. Для автомобилистов – гололед, скольжения, аварии. Пешеходы падают, ломают руки и ноги. Для травматологов напряженный сезон.

В начале декабря Павел и Дарья сыграли свадьбу. С его стороны десяток приятелей по работе, со стороны Дарьи – женщины из поликлиники. У Дарьи папа умер, а мама далеко, на другом конце Союза, в Псковской области, ехать отказалась – далеко и дорого. Так что на свадьбе одна молодежь. Отметили в кафе.

Вроде и народу немного, а денег ушло – аж занимать пришлось. После свадьбы Дарья к Павлу переехала, в общежитие. Все же у него целая комната. Трудно тогда с жильем было, даже в крупных городах. По инициативе Хрущева только с шестидесятых годов развернулось строительство пятиэтажек, прозванных «хрущевками». Дарья комнату снимала вместе с коллегой по работе, потому как во все времена зарплата у медиков была скромной. Да и не любила советская власть интеллигенцию – инженеров, ученых, учителей.

Казалось бы – вместе стали жить с Дарьей, а чаще не встречались. С переходом Павла на Ил-14 полеты стали дальними. Прилетит экипаж в Иркутск или Красноярск, а световой день к концу и санитарная норма на сутки исчерпана, за нормами следили, все же безопасность полетов прежде всего. Утром вылетают, к вечеру в Якутске. Если вылет в обед, то прилетали поздно. Придет Павел в комнату, а Дарья уже спит. Многие так жили, времена такие были.

Близился конец декабря, на носу 1955 год. Утром тридцатого Дарья поинтересовалась:

– Ты завтра к полуночи дома будешь? Хочется вместе Новый год встретить. Все же первый семейный Новый год.