– А я не живу. Со второго декабря, как только в городе объявился Полицай я как сопля в полете.

– Вы имеете в виду, второго декабря этого года?

– Ну да. Сам-то прикинь, поставь себя на мое место: приезжаешь на работу, а здесь – другая фирма или коммуналка. Ты едешь к своим друзьям, а их… Короче, если б вместо тебя посадили какого-нибудь Полицай Полицаевича, ты бы хорошо жил?

– Где же вы спали?

– В Таллинне. В твоей квартире на улице Маакри, дом два. Спал семнадцать суток подряд, чтобы вы с Полицаем не отправили меня на тот свет.

– На Маакри? В моем доме?

– В твоем, твоем. Дом два, квартира одиннадцать, третий этаж.

– Но как ты в нее попал? – Отцовский бюст вытянулся от изумления, очки сползли вниз.

– Через балкон. Форточка на левом окне.

– Я же сказал прохиндею Ромке по¬чинить форточку.

– Значит, не починил.

– Не может быть! Я говорил ему летом.

– Сочувствую.

– Еще что? Где ты еще был?

– Везде. В Сочи, Крыму. Москве, в доме под Мюнхеном.

– И это всё за две недели?!

– Нет, конечно, это до того как… С прошлого месяца у тебя на Гороховой висит портрет деда в гостиной. Видишь, я везде был.

Губы Палыча открылись, но он не ответил.

– Короче, реальный такой портрет, – продолжал Вадик, полтора метра в длину: мой дед на охоте стреляет фазанов – крутой дедушка. Я хотел его у тебя реквизировать, но ты зажал, не отдал.

– … Не отдал?