Маргарет протянула облаченные в черные кружевные перчатки руки, кончики пальцев проглядывали сквозь ткань.

– Вам нравится? – спросила она.

– Необычайно соответствует такому событию.

– Благодарю вас. – Лица не было видно, но тон казался необычайно шутливым. – Это мое единственное приличное платье.

Джеймс предложил ей руку. Траурный наряд? Кто умер? Он вдруг понял, что почти ничего о ней не знает.

– Я думала, ваш отец поведет меня к алтарю.

– Мой отец уже достаточно сделал для этого события.

Стенхоуп мог поклясться, что она рассмеялась, но звук заглушала вуаль, и прежде чем они наговорили еще больше чепухи, он взял ее маленькую руку, положил на свой сизый сюртук и повел ее внутрь.

Они прошли половину нефа, юбки невесты хлопали Джеймса по ногам, когда она несильно его дернула.

– Да? – спросил он. – Сомнения? Может, вы передумали? Вернете мне мой рассудок без всяких клятв? А?

– Никаких сомнений, милорд. Я совершенно тверда в своем решении.

– Тогда в чем причина столь неделикатного обращения с моей персоной?

– Вы идете слишком быстро.

– Неужели?

– Ваши ноги значительно длиннее моих.

Он наклонил голову.

– Мне не видны ваши ноги, поэтому я не могу оценить верность вашего заявления.

– А еще я значительно ниже.

Лорд Стенхоуп помедлил и нарочито внимательно оглядел ее. При таком росте, чтобы поцеловать Мэгги, ему придется ее поднять… или найти табурет.

При одной мысли о том, чтобы поцеловать Маргарет, его мозг поплыл, возвращаясь к тому поцелую, когда он был привязан к койке. Это был самый невинный поцелуй за всю его жизнь вне брака, но пронзившее его пламя было сильнее и требовательнее, чем все, что он когда-либо испытывал. В чем он намерен был обвинить морфий, а не женщину, склонившуюся к нему и прикоснувшуюся к его губам с таким трепетом.