Денис хмурится, что-то соображая, потом подходит к тёте Нине. Всё время, пока он убеждает её отпустить нас, она бросает на меня и Милку недоверчивые взгляды. Милка не выдерживает и тоже для «конспирации» бросается помогать двойняшкам строить с помощью ведёрка песочные башни. Я топчусь на месте и стараюсь не отводить честный взгляд от строгих глаз мамаши.
Наконец, я вижу, как тётя Нина согласно кивает головой. Денис с серьёзным видом возвращается.
– Я договорился, – важно говорит он. – Для всех, мы идём в магазин. Буду вас, мальцов, приучать к специальной активности.
– Не к специальной, а социальной, – ехидно заявляет подошедшая Милка. – А Чингачгук, Илья, это очень храбрый индеец. Так что не обижайся.
Мы быстро идём к арке, ведущей из двора на набережную Москвы-реки.
– Только не задерживайтесь, – кричит нам вслед тётя Нина.
– Это как получится, – почти одновременно отвечаем мы с Денисом, зная что она нас не слышит, и громко хохочем.
Наш смех гулко отдаётся эхом под сводами высокой арки, которая выводит на высокий берег реки-Москвы, напротив тридцатого дома по Кутузовскому проспекту.
Мы подходим к краю крутого склона и невольно задерживаем дыхание. Гигантский простор и бескрайнее синее небо завораживают. Довольно сильный ветер подхватывает Нелькино платьице, заголяя её ножки до трусиков. Она вскрикивает, смущённо зажимает ткань между колен. Глядя на сестру, Денис смеётся, потом вдруг взмахивает руками как горный орёл и орёт во всё горло.
А я… Мне жутко страшно и обидно.
***
Прошлым летом вот в такой же тёплый прекрасный день родители в первый раз привели меня сюда. Впервые я увидел так много взрослых людей, детей всех возрастов и собак всех мастей и размеров в одном месте. В первый раз мы ели не за столом, а прямо на земле.
На самом краю склона мама расстелила большую белую скатерть и поставила посередине корзину. Достала и разложила всякие вкусности. Неожиданно откуда-то появилась собака и сунула свою длинную зубастую пасть в корзину. Папа крикнул на неё. Собака недовольно гавкнула.
Я смотрел ей в след. Солнце било прямо в глаза и мне казалось, что, обрушивая перспективу, собака, удаляясь, становится всё больше и больше. Вот она остановилась, крутанулась пару раз вокруг своей оси. Теперь она стала совсем огромной и растянулась над рекой, выгнув костистой дугой свою тощую спину.
Отец вынул со дна бутылку тёмного стекла, ловким ударом о донышко выбил пробку и налил в два маленьких стаканчика золотистую, с резким неприятным запахом жидкость.
Когда я доел своё мороженное, жидкости в бутылке оставалось совсем немного. Папа лёг на землю и закрыл глаза. Мама в задумчивости одной рукой гладила папины волосы, в другой у неё дымилась сигарета. Я всё ждал, когда же с её кончика упадёт столбик пепла, но он только нарастал и всё не падал.
Мне стало скучно. Я встал и пошёл в сторону огромной собаки. Приблизившись, я обнаружил, что это вовсе не собака, а железный мост. Здесь склон загибался и полого спускался к берегу. Вдоль протоптанной тропинки тянулась железная сетка, огораживающая «запретную зону». Я уже собирался вернуться, как вдруг ощутил толчок в спину, и сразу же передо мной возникла знакомая наглая волосатая морда. Она тянулась к зажатому в моей руке недоеденному вафельному рожку.
Я закричал и бросился бежать, но тут же споткнулся и скатился к ограде. Странным образом я не почувствовал удара о сетку, а когда открыл зажмуренные от страха быть съеденным глаза, обнаружил, что мой враг мечется и злобно-жалостно скулит по другую сторону ограды. Только сейчас я осознал, что этот, почти одного роста в холке со мной зверь запросто может перемахнуть через забор, и обязательно проглотит меня целиком. Я запустил в него проклятым стаканчиком и ринулся в покрывающие насыпь густые заросли кустарника.
Через несколько шагов я вдруг почувствовал, что лечу в пустоту.
Помню, как очнулся в маленькой пещере.