Однако и это не испортило Цезарю настроения.
– И сколько месяцев потребуется им, чтобы вывести суда в море?
– Считаные дни, Цезарь, – сообщил командир разведчиков. – Они уже собрали на озере несколько кораблей и занимаются их оснасткой. Корабельного леса в городе нет, но они пускают в дело балки, стропила, деревянные столбы и колонны. По моим сведениям, их флотилия составит двадцать тетрем.
– Двадцать кораблей с четырьмя рядами весел? Усердные, однако, люди, – заметил Цезарь, не утратив присутствия духа.
– И много зданий уже сломали? – спросила я.
Сердце мое упало: ведь разрушению подвергался любимый прекрасный город.
– Они сняли крышу Мусейона и даже посягнули на храм Нептуна, – ответил командир. – И конечно, длинные портики Гимнасиона – их разобрали полностью.
У меня вырвался страдальческий стон: такая красота исчезла!
– А библиотека? Царские гробницы?
– Их пока не тронули, – последовал ответ.
– Но это ненадолго, – заметил другой воин, – чтобы оснастить корабли, требуется много дерева.
– Значит, царица Клеопатра, – заключил Цезарь, – чтобы сохранить твой город, нам придется отвлечь их. Или ясно дать понять, что морская флотилия им не нужна. Поэтому следующая операция будет сухопутной. В конце концов, мы пришли спасать Александрию, а не разрушать ее.
В ту ночь в наших покоях Цезарь мерил шагами самую большую из комнат, где раздвижные двери выходили на террасу. Мраморный пол был так отполирован, что его ноги и нижняя часть военной одежды – красная туника и кожаные ремни – отражались в гладких плитках.
– Что тебя тревожит, любовь моя? – спросила я, подойдя к нему. – Когда город станет нашим, мы отстроим его заново.
Но я вовсе не была так спокойна, как хотела это показать. Картина разрушения отзывалась в моем сердце болью. Я понимала, что многое из утраченного не восстановить – хотя бы потому, что ни в лесах Атласских гор, ни в Ливане уже нет деревьев такой высоты. Прежним город не станет, умения и старания для этого недостаточно.
– Эти разрушения для меня стократ огорчительнее, ибо гибнет то, что должно стать наследством для нашего ребенка, – вздохнул Цезарь. – Однако моряки доложили, что сухопутные силы Митридата Пергамского уже на марше. Война скоро кончится.
– И я надеюсь, навсегда, – отозвалась я. – Не должно остаться сомнений относительно статуса Египта как независимого государства, никакой двусмысленности в его отношениях с Римом или в правах наследования. Ответы на эти вопросы уже получены, и ради них пришлось пролить кровь. Когда воцарится наш ребенок, ему не придется воевать, потому что все необходимые жертвы принесены его родителями.
– Марс ненасытен, – заметил в ответ Цезарь. – Его жажда крови неутолима. Но на данный момент… да, ты права. Обратимся к насущным делам. Что ты скажешь вот на это?
Он извлек из-за пояса маленький свиток, подал мне, и я быстро пробежала его глазами.
Там оказалось обращение уважаемых жителей Александрии, управлявших жизнью той части города, что находилась под контролем нашего противника. По их утверждению, население настроено против Арсинои и Ганимеда и готово признать власть Птолемея. Если Птолемей прибудет и возглавит их, они с готовностью вступят в переговоры с Цезарем от имени своего законного царя.