– Времена меняются, и сейчас в Риме этот обычай блюдется не так уж свято. Есть, например, дама по имени Фульвия, супруга политика, – ее и дома не застать, так увлечена она общественными делами. Сервилия, мать Брута, имеет влияние в сенате. Впрочем, это к делу не относится. Они римлянки, у них свои заботы. А моя забота – мое царство, и оно находится здесь.

– Боюсь, что римские заботы быстро станут твоими. Ты увязнешь в них, как во рву со смолой.

– Моя первая и единственная забота – Египет.

– А Цезарь это знает?

– Должен! Он провел со мной достаточно времени, чтобы понять.

– Так было здесь. А там ты можешь показаться ему лишь украшением для дома.

– Вот уж нет: служить украшением чьего бы то ни было дома, словно статуя в нише, я не желаю.

– Чего же тогда ты хочешь?

– Я хочу быть равной ему правительницей. Или никем.

Времени на подготовку у меня почти не было: отбыть следовало не позднее чем через месяц. Тридцать дней на погружение в латынь, подбор свиты, попытки предугадать, какие проблемы возникнут в Египте во время моего отсутствия, дать соответствующие указания и, наконец, собрать все необходимое в поход. Ибо для меня это был именно поход – поход на Рим с целью обеспечить безопасность для себя и для моей страны.

Еще, конечно, мне было любопытно увидеть, как живут у себя дома римляне, имеющие столь ужасную репутацию.

Я взялась за дело со всей энергией и старанием. Уроки латыни начались на следующий же день. Поначалу этот язык поверг меня в ужас: латинские слова существенно изменяются в зависимости от падежа или времени, а порядок слов в предложении жестко не определен. Например, фразы «amicum puer videt» и «puer amicum videt»[3] означают одно и то же. Получается, что слова можно бросать, словно игральные кости, и куда бы они ни упали, образовавшиеся предложения выражают одну и ту же мысль. Но как бы не так! Чтобы составлять осмысленные фразы, приходится заучивать наизусть огромное количество окончаний.

При этом наставник убеждал меня, что в латыни исключены двойные значения, и каждое слово означает лишь одно. Возможно, так и есть, но вот чтобы выяснить это единственное значение, порой необходимо совершить подвиг, достойный Геракла. Но меня это не останавливало, и дважды в день я садилась за прописи, усердно продираясь сквозь заросли склонений и спряжений: sum-esse-fui-futurus и duco-ducere-duxi-ductum[4].

По сравнению с этим титаническим трудом задача подбора свиты казалась легкой. Я не знала, как долго продлится мое отсутствие, поэтому решила не отрывать Олимпия от пациентов и пригласить одного из его помощников. Государственные дела оставались на попечении Мардиана, казна – на попечении Эпафродита. Вместо Ирас, сопровождавшей меня в Нубию, я взяла с собой Хармиону – без нее я не справилась бы с моим гардеробом. Мне постоянно придется быть на виду (даже в своих покоях, где за мной, скорее всего, будут следить соглядатаи Цезаря), а в такой ситуации правильно выбранная одежда имеет огромное значение. Необходимо поддержать достоинство Египта и дать понять Цезарю, что со мной необходимо считаться, даже когда я далеко от своей столицы. И уж конечно, мне не хотелось, чтобы из-за моих дурных нарядов Цезаря стали бы упрекать в том, что он связался с женщиной, лишенной вкуса. Наконец, свою роль играло и обычное тщеславие: мне хотелось, чтобы Рим увидел меня и ахнул от восхищения. Восхищаясь мной, римляне будут восхищаться Египтом и забудут о том, что мой отец некогда жил здесь в качестве беглеца и просителя. Я намеревалась ослепить их сиянием золота и красоты.

Хармиона, с ее изысканным вкусом и чувством элегантности, подобрала мне множество нарядов на все случаи жизни. От вызывающе роскошных платьев в персидском стиле с золотым шитьем и отделкой драгоценными камнями до струящихся одежд эллинского покроя, сдержанно-элегантных в их обманчивой простоте.

– Имей в виду, – предупреждала она, – тебе предстоит произвести впечатление не на здешнее, а на римское общество. Пока ты не окажешься там, ты не знаешь, что и для каких случаев пригодится. Помимо всего прочего, наряд должен соответствовать обстановке. То, что смотрится великолепно в открытых покоях александрийского дворца, может оказаться неуместным на вилле Цезаря. К тому же одеваться надо по погоде, а в Риме, по слухам, в это время стоит такой зной, что люди готовы запродать душу за свежий ветерок. Зимы в Италии, напротив, холодные… Впрочем, – оборвала себя Хармиона, – до зимы ты не задержишься, и на сей счет беспокоиться нечего. На каждый день тебе потребуются летние наряды из легких тканей, а вот для триумфа… там ты должна выглядеть настоящей царицей. Во-первых, необходима корона – либо двойная корона Египта, либо македонская диадема Птолемеев. Ну и конечно, драгоценности, много драгоценностей, на грани вульгарности. Пусть они все смотрят и завидуют Цезарю!

– Следует ли мне надеть жемчуга Красного моря, все пять ниток?

– Обязательно. Да еще и добавить к ним нитку изумрудов.

– Но ведь меня трудно назвать красавицей, – сказала я. – А вдруг драгоценности привлекут лишнее внимание к моим природным недостаткам?

Хармиона удивилась.