Нас с Дэвидом оставили одних намеренно, как могло показаться.
— Не хочешь пройти в прихожую и спрятаться за занавеску? — спросил он.
Мы остались в гостиной.
— А что делает сегодня вечером Викки? — небрежно спросил я.
Дэвид не подал виду, но было заметно, что ему неприятно это обсуждать.
— Пошла в кино. Мне не хотелось смотреть этот фильм, а она решила, что нет повода для семейного сбора.
Я не помню случая, чтобы отправился в кино без жены. Многие картины, которые я видел, были интересными. То же самое можно было сказать о Луизе. И я не понимал, какое будущее ожидает Дэвида с женщиной, которая считает семейные традиции не достойными внимания. Интересно, сопровождал ли Дэвид Викки на семейные торжества или они взаимно проявляли холодность по отношению к родственникам друг друга? Мы с Луизой и подумать не могли о такой отчужденности. Нам проявления родственных чувств не казались жертвой.
Предавшись раздумьям, я на какое-то время замолчал, и Дэвид, по-видимому, догадался о моих мыслях. Обычно нам не составляло труда читать мысли друг друга. Я вспомнил недавнюю просьбу Луизы поговорить с Дэвидом, ей казалось, что у него не все ладно.
— Можно подумать, что большую часть времени ты проводишь один.
Он ответил так, будто никогда раньше об этом не задумывался.
— Думаю, да.
— Ты знал об этом заранее? А что твои коллеги, у тебя с ними проблемы?
Он горько засмеялся и совсем не походил теперь на того жизнерадостного мальчишку, который развлекал нас за столом.
— Больше, чем ты можешь себе представить, — ответил он.
— Ну… Но ты не можешь просто отвернуться от всех, Дэвид. В случившемся не было твоей вины. Я знаю, что пройдет время, прежде чем твоя жизнь войдет в нормальную колею, но ты должен стараться…
— Нет, — прервал он меня кивком головы и сухо усмехнулся. — Не в этом дело. Я не сказал, что ощущаю неудобства от того, что люди исподтишка изучают меня. Все было нормально, я снова втянулся в работу. Но…
Он опустился в кресло, такое же хрупкое, как и он.
— Я сам нарочно ставлю их в неловкое положение. Иногда я подвергаю их пыткой взглядом. — Он насупился, слегка наклонив голову, исподлобья и в упор пробуравил меня взглядом, будто прикидывая, стоит ли проколоть мне шины или сразу зарезать меня самого. Я раньше видел такое выражение на лице человека, обвиняемого в ужасном преступлении.
Дэвид рассмеялся, снова превратившись в мальчишку.
— Я пользуюсь этим, папа. Мне хочется быть этаким монстром в их среде. Я не желаю, чтобы все просто вернулось в нормальное русло. И если они решили пялиться на меня, пусть им будет на что посмотреть. — Теперь он действительно выглядел расстроенным. Он отвел от меня взгляд, рассматривая занавески и пол. — При встрече с человеком я задаюсь вопросом, знает ли он о моем прошлом. И представляешь? Я бываю раздосадован, если нет. Однажды я вел переговоры, оппоненты наскитались, настоящая торговля, понимаешь, и внезапно они отступили. Я задумался о причине происшедшего. Может, они вдруг вспомнили, кто я такой? В любом случае… — Он рассмеялся. — Я не могу тебе объяснить.