Глава 37. Старец Нектарий (Тихонов). Власти разгоняют монахов из обители

Старец Нектарий звался в миру Николаем Васильевичем Тихоновым. Он родился в 1853 году в городе Ельце Воронежской губернии. Родители его, Василий и Елена Тихоновы, были люди бедные (отец был работник на мельнице, мать поденщицей), но верующие, благочестивые. Когда будущий старец был еще отроком, отец его умер, благословив его иконой святителя Николая, — старец потом не расставался с ней. Образование отрок получил обычное для бедняков — его учил церковнославянской азбуке дьячок. Потом скончалась и мать. Оставшись сиротой, отрок трудился в лавке купца Хамова. Был усерден, исполнителен и скромен, что понравилось хозяину, который решил женить его на своей дочери.

В то же время схимница Феоктиста, духовная дочь святителя Тихона Задонского, столетняя старица, сказала юноше: «Пойди в Оптину к Илариону, он тебе скажет, что делать». В Оптиной он разыскал отца Илариона, но тот сразу же направил его к старцу Амвросию, который и принял его послушником в скит. Двадцать пять лет прожил он в келии при церкви святого Иоанна Предтечи, будучи пономарем. Духовным отцом его стал отец Анатолий (Зерцалов). 3 апреля 1876 года он был пострижен в рясофор, а 14 марта 1887 года — в мантию с именем Нектарий, в честь преподобного Нектария Киево-Печерского. Несколько лет после этого он пребывал в полузатворе, выходя из келии только по необходимости — в храм, к духовному отцу, в трапезную… Жизнь его в этом затворе мало известна, — он подвизался в посте и молитве и много читал.

В келии у него образовалась довольно большая библиотека. Обращался он и к книгам библиотеки скита. Есть свидетельства, что он изучал не только писания святых отцов, но и книги научного и литературного характера. Он жил в тишине и смирении, возрастая в любви к Богу и к монашескому образу жизни. За эти годы он приобрел не только знания, весьма основательные, но и духовные дары, очень значительные, которые тщательно скрывал — даже и тогда, когда стал наставником братии. «Я в новоначалии, я учусь… — говорил он. — Я наистарейший в обители летами… а наименьший по добродетели»; «Я мравий, ползаю по земле и вижу все выбоины и ямы, а братия очень высоко, до облаков подымается»579.

21 октября 1898 года отец Нектарий был рукоположен во иеромонаха. «Когда меня посвящал в иеромонахи бывший наш благостнейший владыка Макарий, — вспоминал старец, — то он святительским своим оком прозревал мое духовное неустройство и сказал мне по рукоположении моем краткое и сильное слово… до конца дней своих не забуду. <…> “Нектарий, — сказал он мне, — когда ты будешь скорбен и уныл и когда найдет на тебя искушение тяжкое, ты только одно тверди: Господи, пощади, спаси и помилуй раба Твоего иеромонаха Нектария!” Только всего ведь и сказал мне владыка, но слово его спасало меня не раз и доселе спасает, ибо оно было сказано со властию»580.

В 1912 году, как ни ссылался отец Нектарий на свое «скудоумие» и якобы неумение нести тяготы, братия избрала его старцем на место отбывшего в Старо-Голутвин монастырь отца Варсонофия. А так как он продолжал возражать и после избрания, архимандрит Ксенофонт сказал: «Отец Нектарий, прими послушание!». И он, конечно, принял581. Старцем он был весьма своеобразным. Великие духовные дары свои он прикрывал юродством. Он принимал братию, шамординских и белёвских монахинь, часто и мирян в хибарке старцев Амвросия и Иосифа. В житии старца Нектария (большом оптинском издании 1996 года) приводится множество разных случаев чудесной помощи, оказанной им православным людям, — пророческих высказываний, удивительных символических действий, назначавшихся вразумить человека, пробудить его сознание, совесть, призвать к раскаянию, избавить от уныния. Об этом сохранилось много воспоминаний. С 1922 года в Оптиной находилась при музее поэтесса Надежда Павлович582, которая стала духовным чадом старца Нектария и много помогала, используя свои московские связи, ему и сохранению оптинского достояния. В ее записках дневниково-мемуарного характера выразительно запечатлен образ старца Нектария.

Надежда Павлович, будучи человеком верующим, но не церковным, взяла от одного тогдашнего издателя заказ на написание книги об Оптиной пустыни. Кажется, ей поручено было от Комиссариата народного просвещения и описание рукописей оптинской библиотеки. С этим она и приехала сюда. А старец перевернул всю ее жизнь, призвав к живой, церковной вере и покаянию, навсегда привязав к монастырю, о котором она хлопотала перед властями и после его закрытия. Она записала много духовных высказываний старца. Вот лишь несколько примеров. «Самая высшая и первая добродетель — послушание, — говорил он. — Это самое главное приобретение для человека. Христос ради послушания пришел в мир. И жизнь человека на земле есть послушание Богу. В послушании нужно разумение и достоинство. Человеку дана жизнь на то, чтобы она ему служила, а не он ей. Служа жизни, человек теряет соразмерность, работает без рассудительности и приходит в очень грустное недоумение: он и не знает — зачем он живет. Это очень вредное недоумение, и оно часто бывает. Он, как лошадь, везет и… вдруг останавливается; на него находит такое стихийное препинание. Бог не только разрешает, но и требует от человека, чтобы он возрастал в познании»583.

«Застенчивость по нашим временам — большое достоинство. Это не что иное, как целомудрие. Если сохранить целомудрие, — а у вас, у интеллигенции, легче всего его потерять, — все сохранить»584.

«Заниматься искусством можно так же, как столярничать или коров пасти; но все это надо делать как бы пред Божиим взором. Но есть и большое искусство — слово убивающее и воскрешающее (псалмы Давида); путь к этому искусству — через личный подвиг, путь жертвы; и один из многих тысяч доходит до цели. Все стихи мира не стоят одной строчки Священного Писания»585. Эти же мысли старца об искусстве — в другой записи Павлович: «В мире есть светы и звуки. Художник, писатель кладет их на холст или бумагу и этим убивает. Свет превращается в цвет, звук в надписание, в буквы. Картины, книги, ноты — гробницы света и звука, гробницы смысла. Но приходит зритель, читатель — и воскрешает погребенное. Так завершается круг искусства. Но так с малым искусством. А есть Великое, есть слово, которое живит и умерщвляет, — псалмы Давида, например, но к этому искусству один путь — путь подвига…». «Прежде чем писать, обмакни перо 7 раз в чернильницу». «Нельзя требовать от мухи, чтобы она делала дело пчелы»586.

Он дал молитву своим духовным чадам: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, грядый судити живых и мертвых, помилуй нас, грешных, прости грехопадения в сей нашей жизни и имиже веси судьбами покрый нас от лица антихриста в сокровенной пустыни спасения Твоего»587.

В мае 1922 года в России возникло церковное обновленчество, так называемая живая церковь, которая вступила в сотрудничество с властями, намереваясь отнять у Православной Церкви храмы, уничтожить монастыри, учредить женатый епископат. Власти на первых порах помогали живоцерковникам, так как надеялись, что произойдет большой раскол, который поможет им в их богоборческих усилиях (ведь они хотели искоренить в России веру Христову). Старец Нектарий сказал о «живой церкви»: «Там благодати нет. Восстав на законного Патриарха Тихона, “живоцерковные” епископы и священники сами лишили себя благодати и потеряли, согласно каноническим правилам, свой сан, а потому и совершаемая ими литургия кощунственна»588.

Большевики начали под видом борьбы с голодом (который сами искусственно и создали) эпопею «изъятия церковных ценностей», сопровождавшуюся провокациями, имеющими целью полное уничтожение Православия в России. Начались массовые убийства священнослужителей и верующих мирян, разрушение храмов, ссылка тысяч людей в лагеря… Был тайный приказ Ленина (ныне обнародованный) — расстрелять в ходе этой кампании как можно больше священников, чтобы уж некому было и богослужение править. Много тревожили власти Патриарха Тихона: его привозили в Ревтрибунал и устраивали ему многочасовые допросы, намеренно изматывая его, уже некрепкого здоровьем. Когда он был заключен под домашний арест, он, не имея возможности управлять Церковью, назначил своим заместителем митрополита Ярославского Агафангела. А тот был во временном отъезде. И буквально через несколько дней после указа о назначении заместителя группа священнослужителей во главе с протоиереем Александром Введенским обратилась к Патриарху с просьбой благословить «функционирование канцелярии Его Святейшества». Не подозревая подлога, Патриарх поручил этой группе принять синодальные дела и передать их вскоре митрополиту Агафангелу, как только он появится. Раскольники, однако, не стали дожидаться приезда митрополита и объявили себя Временным церковным управлением (ВЦУ), быстро состряпали и разослали во все епархии свои циркуляры. Некоторые епископы поддались обману, вероятно, не разобравшись в существе дела, — уж больно нагло и решительно действовали самозванцы. Таким образом, ВЦУ оказалось признанным какой-то частью Церкви «как единственно канонически законная церковная власть», все распоряжения которой «вполне законны и обязательны». Что же это было такое? Дело в том, что в обличии этого ВЦУ возобновила свою деятельность обновленческая «живая церковь», созданная еще в марте 1917 года так называемым Всероссийским союзом демократического православного духовенства и мирян.

Истинно православные священнослужители разобрались в сути обновленчества и ничего, кроме презрения, не испытывали к людям, раболепствовавшим перед богоборческой властью и якобы стремившимся к «коллективизации народного духа на началах религии»… Обновленцы называли себя «прогрессивным духовенством» и занимались доносами и клеветой на Патриарха. Советская власть в лице «старосты» Калинина «благословила» существование ВЦУ, которое в мае 1923 года устроило лжесобор. На нем приняты были кощунственные решения о правильности введения в стране нового летосчисления, закрытия монастырей и другие.

«Собор» разрешил архиереям вступать в брак, священникам жениться вторично, дерзнул даже «лишить» сана Патриарха Тихона и вообще «уничтожить Патриаршество как монархический и контрреволюционный способ руководства Церковью».

В Шамординский монастырь прислан был священник, который открыто объявил себя обновленцем. Служб не было. Как писала мать Амвросия, врач обители, «1 октября [1922], на Покров Пресвятой Богородицы, нас созвали к храму, где с паперти комиссар объявил, что с сегодняшнего дня у нас нет монастыря». Сестры разошлись. Многие поселились в Козельске и его окрестностях. Старец Нектарий сказал матери Амвросии: «В Козельске у Еремеевых квартиру возьми». По благословению старца несколько шамординских монахинь нашли здесь приют589.

А вот два документа из Калужского госархива (из фонда Губисполкома), которые говорят сами за себя. Первый:

«НКВД, Калужский Губотдел. Секретно. Заведующему Отделом управления Козельского уездисполкома. При сем препровождается копия циркуляра, где говорится, что монахи состоять в артели не могут, и секретарю предлагается не регистрировать таковых, т. к. их дело скоро будет слушаться в суде и надо принять меры к их выкуриванию из монастыря. 20.01.1923 г. (Подпись)».