— О-ох, — стонет, вернее, практически орёт он.

— Ну что, поединок Пересвета и Челубея закончился? — громко спрашиваю я. — Или есть ещё желающие?

— Как ты это сделал? — кривясь от боли, рычит чемпион.

— Не перешёл бы ты, как Люк Скайуокер на тёмную сторону силы, я бы тебя научил, — пожимаю я плечами. — Есть ещё желающие преподать мне урок?

— Да, — кривясь от ярости, бросает Фриц. — Мы все!

— Тебе нельзя, — мотаю я головой. — Швы разойдутся, и ты жопу порвёшь.

Ну, зачем я его дразню? Затем, наверное, что он поганый мудак, ломающий по его выражению, девкам целки, а на самом деле калечащий судьбы. Подонок, пользующийся своей силой, чтобы причинять зло. А со злом что мы будем делать? Наказывать, причём беспощадно.

— За свою жопу переживай, — злобно щерится он.

— Ты же заяву мусорам накатал, да? А теперь я накатаю и скоро ты окажешься в клетке. А там быстро узнают кто ты такой. Со взломщиками лохматых сейфов знаешь, что делают? Превращают в людей третьего сорта. Это, кстати, насчёт жопы. Для тебя тема сейчас больная, я понимаю.

— Давайте, пацаны, — кивает Фриц и зрители вмиг превращаются в боевой отряд орков. — Разорвите его на куски!

Я, конечно, видел фильмы с Брюсом Ли и Джеки Чаном. А ещё с Ван-Дамом и Шварцем, но в одиночку укладывать полчища врагов ещё не научился. Поэтому, не могу эффективно обороняться, когда меня теснят со всех сторон.

Они дурачки, конечно, сами себе мешают, но удары сыплются на меня, как при камнепаде. Главное оставаться на ногах, потому что когда я упаду, они запинают меня если и не до смерти, то до кровавой мочи. Однозначно.

Я отбиваюсь и отпинываюсь, пытаясь прорвать кольцо. Мне бы прижаться к мастерской, чтобы прикрыть спину, но нет, не дают щучьи дети. Бью по ногам, кому-то там успеваю врезать в пятак. Основанием ладони в основание носа. Вообще-то, крайне опасный удар. Надо бы поаккуратнее.

Кольцо сжимается, и я начинаю пропускать всё больше ударов. А бьют они не придуриваясь, по-взрослому бьют. Суки. Ничего… Ничего, и так уже неплохой результат. Я уже больше минуты держусь, и уже двоих высадил. Но оставшиеся четверо, впадая в раж, начинают месить отчаянно и зло.

Мля! Пропускаю боковой в челюсть. Твари… На тебе, козлина! Получай! Сука! Брызги пота и крови разлетаются веером, как в фильмах младшего Бондарчука. Хруст, стоны и всхлипы. Ух! Один пинает меня в живот… Ну ладно, похер, вот тебе. Я вкладываю всю силу в прямой правый, но не попадаю, теряю равновесие и сам получаю в лобешник. И по почкам. А!!! И опять по почкам…

И тут происходит что-то странное. Удары вдруг прекращаются и я вижу, как стоящий передо мной урод, дёргается и всей тяжестью рушится на щербатый, выпирающий острыми краями пор, асфальт. А на его месте появляется Скачков.

— Держись, старик, — восклицает он и красиво швыряет ещё одного козлину.

Я замечаю Фрица, поспешно хромающего на выход и бегущего к нему Юрика. И уже через мгновенье Фриц оказывается стоящим на коленях, и по рукам его текут кровавые слёзы. Умойся, подонок. А Трыня, тем временем, вступает в единоборство с ранее поверженным борцом. Но тот и старше, и тяжелее, и опытнее Андрюхи, поэтому закрутив его в бараний рог, нещадно ломает.

Хоть бы позвоночник не повредил. Я подлетаю к нему и со всей дури херачу по почкам. Попей пивка, козлище! Ещё кружечку! И контрольный в затылок. Он ослабляет хватку и тихо воет, извиваясь на красно-чёрном апрельском льду.

— Красава, Андрюха, — говорю я и обнимаю помятого, но непобеждённого Трыню.