— Это показания нашего свидетеля, — выкладывает Кофман бумагу, исписанную рукой Рыбкина. Он милиционер с безупречной репутацией и, безусловно, его точка зрения должна обязательно быть принятой. Он повторит всё слово в слово перед судом, да и перед вами тоже, если вы примете решение вызвать его, как свидетеля.

Суходоев берёт бумагу и долго читает. Потом поднимает на нас глаза и снова перечитывает то, что там написано. Прочитав, он долго молчит, а потом изрекает:

— Ну, не знаю…

— В смысле? — хмурюсь я. — Чего не знаете?

— Не знаю, поможет ли вам эта филькина грамота.

— Посмотрим, что скажет суд, — пожимает плечами Кофман. — Если, конечно, вы всё-таки решите довести дело до суда.

— Товарищ старший лейтенант, у вас свадьба скоро? — встреваю я.

— Что? — моментально мрачнеет он. — Причём здесь моя свадьба?

— Да не причём, конечно, — соглашаюсь. — Просто вспомнил. Я ведь невесту вашу неплохо знаю.

Он смотрит, не моргая и ничего не говорит.

— А чего не спросите которую?

Суходоев продолжает молчать и, не мигая, глядеть на меня.

— У вас же их две? Невесты.

— Всё? — наконец, выдержав театральную паузу, спрашивает он. — Тогда вернёмся к нашим общим проблемам.

— Думаю, Лена очень сильно расстроится, если узнает, что некая Антонина Сухостоева…

Суходоев прерывает меня, со всей силы шарахнув ладонью по столу. Горит наверное ладонь теперь…

— Я, — цедит он сквозь зубы, — не понимаю, каким образом моя личная жизнь связана с обсуждаемыми здесь вопросами.

Кофман открывает рот, чтобы что-то сказать, но я его опережаю:

— Да никаким. Никаким образом не связана. Также, как и Лена никак не связана с Тоней. Но вся штука в том, что связь обязательно установится. Либо та, либо другая. Понимаете? Жизнь ваша, сугубо личная и непубличная повлияет на ход дела, либо Тоня повлияет на ход подготовки к свадьбе. Я не слишком туманно изъясняюсь?

Рожа у него становится красной, а глаза начинают бегать.