Книги

Вершина мира

22
18
20
22
24
26
28
30

— Как самочувствие? — спрашивает палач-мучитель

— Малюта ты Скуратов, — отвечаю я с улыбкой. — Нормальное самочувствие. Хорошее.

Ощущение, будто я стакан водки накатил. Лишь бы только не сболтнуть лишнего. Надо говорить про что угодно, только не… Что-то отвлечённое, короче…

— Как вы познакомились с Куренковым? — спрашивает он.

— На конгрессе резидентов иностранных разведок в Лас-Вегасе. Он ставил на красное, чтобы заработать на свадьбу. Брак, заключённый в Лас-Вегасе, не признаётся в Советском Союзе. И это совершенно правильно.

Ёлки, и стараться не нужно, само льётся. Полный бред, но это и хорошо…

— Какое задание дал тебе Куренков перед отправкой в Москву?

— Я должен был выйти в открытый космос без скафандра. Электрические разряды, накопленные в организме и тренировка с задержкой дыхания превратили меня в человека-паука.

И всё в таком духе. Твою дивизию. Даже весело…

Минут через пятнадцать Михал Михалыч встаёт и уходит, и я остаюсь один. Ну что, попробовать вырваться? Хрен там, стул прикручен к полу. Я пытаюсь освободить руки, но не успеваю, потому что дверь снова открывается и в неё заходит… Так, погодите минуточку, это глюки или я действительно это вижу?

В неё заходит Роман Куренков и садится в кресло, где только что сидел садист Михал Михалыч.

— Не понял, Рома, это чё за приколы?

— Я понимаю, — грустно кивает он, — Но я должен был это сделать.

— Фигасе! — присвистываю я. — Ну ты и козёл, Роман Александрович.

— Что поделать, — пожимает он плечами. — Ставки очень высокие и я должен понимать, что могу тебе доверять, могу на тебя положиться.

— Фигасе! — пьяно повторяю я. — Я тогда тебя тоже проверю, ладно? Ты-то, в случае чего, просто на меня стрелки переведёшь, так что мне надо гораздо сильнее быть в тебе уверенным. Надо понимать, в конце концов, спайдер-мент ты или нет.

— Егор, ты молодец. Честное слово.

А то я и без тебя не знаю.

— Мы с тобой провели тест по методике подготовки американских спецназовцев ЦРУ.

— Это типа в меня гордость должно вселять? — фыркаю я. — Чёт не вселяется. А презрение вот вселяется. Знаешь к кому?