— Да, это правда, Родина дала тебе всё, а ты, вместо того чтобы помочь ей, глумишься, как иностранный шпион. Очень плохо, что ты не хочешь помочь своей стране. Очень и очень плохо. Ты пойми, Егор, Родина без тебя обойдётся, а вот ты без неё — нет.

Я молчу.

— Ну что же, — со вздохом говорит он. — Пойдём, я тебе кое-что покажу.

— Что? — хмурюсь я.

— Пойдём-пойдём, увидишь. Тебе понравится, я уверен.

Понравиться сейчас мне может только вид на вашу контору снаружи, со стороны Крытого рынка, например.

Михал Михалыч встаёт и подходит к двери.

— Давай, не робей.

Он открывает дверь и выходит в коридор. Мне приходится подняться и следовать за ним.

— Был у нас на экскурсии когда-нибудь? — спрашивает он.

— Нет, — машу я головой, — не доводилось.

— У нас здесь много всего интересного. Но сегодня посмотришь на наши научные разработки. Они просто невероятные. Помогают нам делать свою работу на очень высоком уровне.

Я шагаю рядом с ним, примеряясь, куда можно ему долбануть, чтобы вырубить. Наверняка, он, гад, владеет всеми теми же приёмами, что и я. Даже большим их количеством. Да он ещё и крупнее меня — выше и тяжелее.

Мы спускаемся на несколько этажей и оказываемся на минус третьем уровне. Поворачиваем от лестницы направо и попадаем в тёмный коридор с низким потолком. Здесь железные двери с глазками, как в тюрьме, и мне это совсем не нравится.

Доходим почти до конца и останавливаемся у одной из дверей. Михалыч достаёт из кармана здоровенный ключ и вставляет в замочную скважину. Дверь со скрипом открывается и мы оказываемся в не очень большой камере.

Посередине стоит стул с подлокотниками, а рядом с ним стол, типа операционного, застланный коричневой клеёнкой. На нём разложена куча ужасающего вида инструментов неясного назначения. С другой стороны кресла я замечаю большой ящик на ножках с большим количеством кнопок и регуляторов и торчащими охапками проводов.

— Присаживайся на стул, — предлагает мне Михал Михалыч.

— Нет-нет, спасибо, — отвечаю я. И так всё хорошо видно.

— Садись-садись, — улыбается он и тут же, совершенно подло и вероломно бьёт в солнечное сплетение.

Я сгибаюсь пополам и он толкает меня в кресло, а потом, пока я ещё не пришёл в себя, он пристёгивает мои руки к подлокотникам широкими кожаными ремнями.