Предвкушение удовольствия в глазах Джорджианы сменилось ужасом.

– Маркус! Маркус, в чем дело? Иди сюда, присядь.

Она обняла его за талию и помогла сесть на роскошный диван, занимавший важное место в ее планах на вечер. Тяжело опершись на спинку дивана, Бэкенхем нагнул голову вниз и вытер пот со лба рукавом своей рубашки.

– Все в порядке.

Джорджи присела на пол у его ног, положила руки ему на колени, ее бил озноб.

– Прости меня, мой дорогой. Дело в повязке?

Он покачал головой, но это показалось ей не жестом отрицания, а скорее попыткой стряхнуть с себя приступ паники.

– Дай мне прийти в себя, – он протянул ей руку и сжал ее пальцы.

Взволнованная, Джорджи прижалась к его руке щекой.

Как она могла так просчитаться? Она же видела, что он взволнован, зачем было настаивать? Но могла ли она предвидеть такое?

Девушка наивно полагала, что все его поведение указывало на возбуждение, но никак не панику.

Его дыхание вскоре успокоилось, и она рискнула коснуться рукой его щеки.

– Маркус?

Сильные руки обхватили ее. Он поднял возлюбленную на руки, начал целовать ее.

Джорджи не понимала его реакцию, но страстно желала дать ему все, в чем он нуждался, все, что у нее было. Сожаление о причиненной ему боли было таким отчаянным.

Он опустил ее на диван так, что теперь она стояла на коленях, яростно целуя его, сжимая его лицо в своих ладонях.

Прежде чем Джорджи успела задуматься о том, что они делают, он нашел ее алчущую плоть и вошел в нее.

Вскоре она уловила ритм и отдалась движению. Несмотря на первоначальную тревогу, Джорджи торжествовала в блаженстве от сознания, как гармонично их тела парили в потоках удовольствия, как она подхватывала его темп, как отшлифовывала движения подъема и падения бедер. Она упивалась их близостью, ощущениями влажного жара, заполнявшего все ее тело, переливающейся через край страсти.

Маркус сжал ее бедра, нежно, но крепко придерживая трепещущую возлюбленную. Голова Джорджи была запрокинута, а сама она парила в неизведанных доселе высотах наслаждения. Они упали вместе на диван, и он накрыл ее сладкой тяжестью мускулистого тела.

Теперь она смотрела ему в лицо – резко очерченные скулы, глаза, горящие пламенем страсти. Бэкенхем врывался в нее снова и снова, в грубой горячей гонке, с каждым толчком продвигаясь все глубже в ее горячую тесноту.