— Вот девка! С неё комаров сгоняй, делай как лучше, так вместо благодарности — тумак в плечи. Ох, и тяпнет, Любка, кто-то горя с тобой, ей-богу.

— Поспешать надобно! Великий Купалец[38] давно уж горит! — первой, глядя с восторгом на огромное пламя вдали, сказала Марылька.

— Ага, поспешаем. Попробуй Любашу подгони. Она ж как стемнело, так меня всю дорогу и норовит в сторону подальше от всех затянуть, — опять в Любкин адрес раздалась подковырка.

— Ах ты, черт чубатый! Я вот тебе сейчас…

И опять вместо последних слов раздался звук сочной затрещины.

Любка хоть и не рослая девка, но рука у неё крепкая. После каждого такого ответа на Игнатовы колкости спина у хлопца горела огнём.

— Хватит вам чубить друг дружку. Айда быстрее к костру, а то многое прозеваем, — сказал Прохор и ускорил шаг, увлекая за собой и Марыльку.

Обогнав «непримиримую» парочку, Прохор услышал сзади слова Игната:

— Кто кого чубит, тот того и любит.

В ответ на эти слова Любаша взвизгнула и довольно захихикала. Видимо, своё высказывание Игнат подкрепил ещё и каким-то действом.

— Вы уж хоть не заблудите! В сегодняшнюю ночку-то не мудрено и такому приключиться, — задорно бросил Прохор отставшей парочке.

Купальский костёр пылал в полную силу. Огромные языки пламени рвались ввысь и заставляли людей отступать подальше от возрастающего жара. Вокруг зрелищного огня образовалось ровное людское кольцо. Все завороженно смотрели на буйные сполохи. Яркие искры взвивались высоко в тёмное небо, и казалось, что они пытаются долететь до далёких звёзд, чтобы стать такими же красивыми, недосягаемыми и вечными. Но, оторвавшись от породившего их пламени, они тут же угасали вместе с несбыточной мечтой.

И вот девчата завели обрядовую песню в честь Купалы. Сначала недружно, как будто пробуя свои голоса, но с каждой песенной строкой, с каждым столбцом песня крепла и настраивалась на нужный лад:

Песню подхватили почти все присутствующие и, взявшись за руки, пошли вокруг костра. И поплыл хоровод юных дев в венках да парней в холщовых рубахах. И поплыла над Полесским краем колоритная песня. Щемило в груди от её искренности и душевности. В такие мгновения селяне забывали на время о своей доле тяжкой, о частом голоде и труде непосильном.

Много песен ещё было спето. Но вот звонкие голоса и заливистый смех известили о том, что подоспело время забав и игрищ.

Парни начали состязаться в силе и ловкости, норовя повалить соперника с ног. Под дружное хлопанье в ладоши, улюлюканье и подбадривающий свист, они кряхтели, напряженно ухали и старались изо всех сил. Никто не хотел быть побеждённым. Ведь победителя ожидала награда — венок из рук красивой девушки, а главное, её поцелуй. Венки как награды сплели заранее, а вот кто будет их вручать и целовать победителей, выбирали по жребию. И выходило так, что для каждого турнира была своя королева.

Как ни старались заводилы и атаманы местной молодёжи, доказывая свою молодецкую удаль и сноровку, а в победители всё равно выходил Ефимка — скромный и застенчивый хлопец. Никто не смог повалить этого тихоню. Если сказать, что Ефимка рослый хлопец, значит, ничего не сказать. У этой детины ростом под три аршина[39] в плечах точно уж теснилась «косая сажень» и весил победитель никак не меньше восьми пудов. Попробуй, сверни такую глыбу!

Широко расставив ноги и шумно сопя, Ефимка стоял в свете костра и виновато улыбался. Стесняясь в общении с девчатами своего чересчур богатырского телосложения, сейчас он с тихой гордостью наслаждался триумфом. Охотники померяться с ним силой иссякли. Из толпы раздавались лишь подстрекательские реплики:

— Василь, иди ещё раз попробуй! У тебя ж ещё правая рука не вывернута!

— Вот сам бы и попробовал! Тебе-то уж точно Ефимка не то что руки, а и ноги повыдёргивает! Да ещё и язык дедуном[40] наколет! — выкрикнул в ответ Василь, потирая левую, потянутую в мышцах руку.